Черные кувшинки - Мишель Бюсси

Никто никогда этого не узнает.

И Фанетта, и Стефани давно умерли. Их убил слишком заботливый ангел-хранитель.

Я смотрела в окно на мельничный двор. Посыпанные гравием дорожки серовато поблескивали в свете галогеновой лампы, повешенной над входом. Страха я не испытывала. Разве что сожаление. Маленькая Фанетта так любила жизнь.

Не думаю, что она заслужила такую злую смерть.

Почти под самым моим окном остановился «Пикассо-Ситроен». Такси. Я к ним привыкла. Вечером у гостиницы часто тормозят такси, привозят туристов, которые приезжают на вокзал Вернона последним парижским поездом. Багажник у них всегда битком набит чемоданами.

Разумеется, к машине подбежал Нептун — как же без него! Обычно из задней дверцы такси высыпают детишки, и Нептун их радостно встречает. Тоже привык.

Но на сей раз ему не повезло. Детей в такси не оказалось.

Только один пожилой мужчина. Даже старик.

И без чемодана…

Странно.

Перед стариком остановился Нептун. Тот наклонился и принялся ласково гладить моего пса, словно встретил старого друга.

Господи!

Не может быть!

Все завертелось у меня перед глазами. Сердце запрыгало в груди.

Этого не может быть!

Я наклонилась ниже. Но не для того, чтобы выпасть из окна. Ну уж нет! Меня окатило теплой волной. Мгновенно вспомнилось, как я стояла у окна в другом доме — в розовом доме Моне… Это было в другой жизни. Рядом со мной стоял невероятно привлекательный мужчина. Я говорила ему странные слова. Раньше я даже не догадывалась, что способна их произнести.

Они звучали, как стихи Арагона. Я запомнила их наизусть.

«Я с первого взгляда влюбилась в ваш „Тайгер-триумф“»!

Потом я засмеялась и добавила:

«И в то, как вы гладите Нептуна».

Я еще ниже высунулась из окна. Прислушалась к его голосу. Он почти не изменился, хотя прошло без малого пятьдесят лет.

— Нептун! Старина, как же я рад тебя видеть! Как я рад, что ты жив-здоров!

Я вернулась в комнату и прислонилась к стене. Сердце колотилось, как ненормальное. Я пыталась успокоиться. Пыталась рассуждать трезво.

Прощай навсегда.

Больше я никогда не видела Лоренса Серенака. Инспектор Лоренс Серенак оказался не просто хорошим, а выдающимся сыщиком. В конце 1963 года, через несколько месяцев после завершения дела Морваля, я узнала от Сильвио Бенавидиша, что Лоренс попросил перевода в Квебек. Как будто спешил удрать на другой край земли. Я тогда решила, что он бежит от меня. На самом деле он бежал от смертоносного безумия Жака. Именно в Канаде к нему приклеилось прозвище, образованное от его имени — Лорантен. В Квебеке, в долине реки Святого Лаврентия, все, от Монреаля до Оттавы, стали величать его Лорантеном. Ничего удивительного — канадским коллегам показалось естественным переделать окситанское имя «Лоренс» в чисто квебекское «Лорантен». Из газет я узнала, что в 1985 году, после громкого ограбления музея Мармоттан, из которого были украдены шедевры Клода Моне, Лоренс вернулся в Вернон и снова возглавил полицейский комиссариат города. В тех же газетах напечатали его фотографию. Разумеется, я сразу его узнала. Несмотря на то, что Лоренс Серенак превратился в комиссара Лорантена. Амаду Канди даже рассказал мне, что за время двадцатилетнего отсутствия Серенака никто не посмел снять со стен в его кабинете висевшие там репродукции картин: «Арлекина» Сезанна и «Рыжеволосую женщину» Тулуз-Лотрека…

Я дрожала как лист на ветру. И не смела приблизиться к окну.

Зачем Лоренс сюда приехал?

Все это не имеет никакого смысла…

Стоп. Надо навести порядок в мыслях. Я металась по своей комнате.

Что здесь делает Лоренс?

Ясно, что он тут неслучайно. Я бросилась к зеркалу — ноги сами поднесли меня к нему.

Внизу раздался стук в дверь.

Меня охватила паника. Как девчонку-подростка, которую влюбленный в нее парень застал выходящей из душа. Господи, до чего же я сейчас должна быть смешна! В голове мелькнула краткая мысль о Патрисии Морваль. Ябеда Мэри, вдова Жерома Морваля… Она рыдала у меня в объятиях какую-нибудь неделю назад… Жизнь меняет людей. И иногда — к лучшему. Неужели это Мэри позвонила Лоренсу? Навела его на след? Подсказала, где искать правду, ужасную правду? Как же мне во всем этом разобраться? Времени совсем нет…

Стук внизу повторился.

Господи боже мой…

Из зеркала на меня смотрело холодное морщинистое лицо. Волосы покрывала черная косынка, которую я уже давно не снимаю. Мегера. Злая ведьма.

Я не могу, не могу, не могу ему открыть.

Дверь, ведущая в башню, открылась. Я услышала ее скрип. Правильно, я ведь ее не заперла. Не хотела осложнять жизнь тем, кто придет забирать мое тело…

Вот идиотка!

С лестницы донесся голос:

— Нептун, дружище, мне кажется, тебе лучше остаться внизу. Не уверен, что тебе разрешают подниматься наверх.

Господи! Господи!

Я сорвала с головы черную косынку. Волосы каскадом упали на плечи. Я двигалась быстро-быстро. На сей раз я приказывала своим ногам, и они слушались меня как миленькие! Попробовали бы взбрыкнуть!

Я выдвинула второй ящик буфета и принялась рыться в куче старых пуговиц, катушек ниток, наперстков и игольниц. Уколола палец, но даже не заметила этого.

Я знаю, они должны быть здесь!

Трясущимися пальцами я схватила две серебристые ленты. В голове одна за другой стремительно проносились картины. Вот Поль сидит во дворе мельницы на вишневом дереве, вот он отцепляет серебристые ленты и преподносит их мне, своей принцессе. Я в первый раз целую его и даю клятву, что буду носить эти ленты всю свою жизнь. Вот много лет спустя Лоренс гладит мои волосы, в которые вплетены те же ленты.

Господи, я должна собраться с мыслями.

Я снова подбежала к зеркалу. Честное слово, я к нему подбежала, я вас не обманываю. Дрожа и торопясь, я собрала волосы в пучок и повязала поверх него ленты.

И засмеялась нервным смехом.

Прическа, достойная принцессы, как говорил когда-то Поль. Прическа, достойная принцессы… Я точно сошла с ума.

Шаги приближались.

Раздался стук в дверь. На сей раз — в дверь моей комнаты.

Слишком рано! Я даже не повернулась к двери. Рано, я еще не готова!

Стук повторился. Мягкий, но настойчивый.

— Стефани?

Я узнала голос Лоренса. Он остался почти тем же. Может, стал чуть более строгим, чем я помнила. Вчера он говорил, что хочет меня увезти. Господи, да я вся дрожу. Неужели это возможно? Неужели это еще возможно?