Хранительница - Лин Петрова

начальник разведки. Не гоже таких животных к рукам приучать. Что решаем-то, муж мой? Тут, как видишь уже прибавление в семействе.

— Да. Без разведки оставаться никак нельзя — он добродушно повернулся к Игнату.

— Работа для тебя появилась. За домом есть нежилой сарай. Перестрой его и пусть себе живут.

Он обнял меня одной рукой:

— А то действительно дом достраивать нужно будет. Люся сначала, там и мы скоро осчастливим.

Все замерли.

— Правда что ли? — недоверчиво спросил Игнат.

— Ой — Люся бухнулась на колени. Из ее глаз текли слезы радости. — Благословила Хранительница. Продолжится великий род»

Марк помолчал, а потом сказал:

— Мальчик пусть будет.

Линка быстро возразила:

— Пусть будет девочка. С кем мне играть-то?

Реммир развел руками:

— По заказу не работаем. Сами вон только узнали. Ну что, к Мельсину?

Я кивнула.

Бедолага Мельсин замер на месте от нашего известия. Молится он что ли? Когда прошли первые эмоции, я, наконец, решила спросить о том, что в последнее время не давало мне покоя.

— Скажи, можно мне как-то увидеться со своими близкими? Может, я туда могу хоть на часок смотаться? — я надеждой смотрела на него.

— Ты что? — он вскочил.

— Найти тебя и снова потерять? Ни в коем случае. В твоём положении вообще все путешествия нежелательны.

— Если их сюда, а? — я с волнением сложила руки на груди.

— На денёчек, да хоть на часок бы?

— А вот это от меня вообще никак не зависит. Чужой мир и свои законы. Если бы мог, конечно, подсказал бы. Может, с ней поговоришь? — он поднял глаза наверх.

Я немного расстроилась, но пока есть хоть один шанс с ними встретиться, я не буду унывать.

***

Мой кабинет был готов, и я приступила к изготовлению сети. Вытягивала Силу, вплетая в узлы, как нить и потихоньку работа пошла.

Мой живот начал округляться. Мельсин настаивал, чтобы я узнала пол ребенка, а я категорически отказывалась и в этом вопросе мы с Реммиром были солидарны.

В один из теплых вечеров, который я проводила с мужем, поступил вызов от Мельсина.

Тот мерил кабинет широкими шагами и жутко волновался, но взял себя в руки и сообщил, что в саду меня кое-кто ждёт. Интересно, кто бы это мог быть?

Мы с Реммиром пошли в сад. Издали я увидела, что в саду нам приготовили стол с напитками и там действительно кто-то сидел. Подходя, я всматривалась в фигуру. Женская, вроде. Посмотрела на мужа и пожала плечами. Но когда фигура встала, я замерла на месте.

Не может быть! Не может этого быть! Нет! Нет! Да! Да! Сердце бешено заколотилось, голова закружилась.

Я схватилась за Реммира, боясь упасть. Женщина пошла мне навстречу.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а — я побежала что есть силы ей навстречу.

Слёзы текли по моему лицу. Она протянула ко мне руки, и мы обнялись. Мы вместе плакали, обнимались и снова плакали. Реммир был рядом и только молча смотрел на нас, широко открытыми глазами.

— Мама Ева! — наконец смогла выговорить я — Думала, никогда больше не увижу тебя.

Я повернулась в Реммиру:

— Это мама Ева. Я тебе рассказывала — он кивнул головой.

Наконец, страсти немного улеглись и сели за стол.

— А как ты здесь оказалась? — и стала забрасывать ее сотнями вопросов.

Она подняла, ладонь, прерывая мои вопросы и вытерла свои слезы:

— Давай, сначала я расскажу. А уж потом, если вопросы еще возникнут, сможешь задать. Хорошо?

Я кивнула.

— Я тоже ваарка.

Мой рот открылся.

— Разрешите представиться — Евангелина дар Лаккен. Ваша няня, леди Марита.

Что-о-о-о? Я замерла, смотря на нее недоверчивым взглядом. Она вздохнула, вспоминая и начала рассказ:

— В то время ты была совсем крохой. В интересах многих государств, планировалась встреча их глав в неформальной обстановке. Твоя мама просила меня поехать с ними, за тобой присмотреть. Ну а чего на пару дней не поехать? И согласилась, ведь это честь сопровождать семью наследницы, да и с тобой проблем не возникало. Тихо переправились себе на место, а там уже начали съезжаться главы миров с семьями. Я-то с нянечками сдружилась, бывало, сядем себе в комнате, пока взрослые заседают. Дети кто бегает, кто ползает, а мы разговоры разговариваем. Каждый о своем мире рассказывает, в общем, тихо, да мирно.

И, наверное, съела я чего не того. Сама же понимаешь, пища ведь отличается. К вечеру прихватило меня жутко, боли в животе такие, что в глазах темнеет. Деваться некуда, отправили меня в больницу. Терплю, лечусь, обстановка незнакомая. А тут шла по коридору и увидела ящик разговаривающий, потом узнала, что это телевизор. Так по нему передают новости, взрыв мол. А как показали здание до взрыва я и замерла. Это ж здание, где вы все были. Убежала с больницы в чем была и туда. А там…

Она провела ладонью по лицу

— Пепелище. Все черное. Видно, такой взрыв был мощный, что обвалилось здание, ни одной стены целой не осталось. Я мечусь, кричу, ищу вас. Может, думаю, целы остались. Меня оттаскивают, ты чего мол, баба, сдурела? Никого в живых не осталось! А я ору, что родные там мои были с ребенком. Мне один пожарный и сказал, что несколько детей удалось живыми откопать.

Она вздохнула и отпила напитка.

— И начались мои скитания в чужом мире. Обратно вернуться не могу, порталов открывать не умею. Без документов, без еды и одежды. Документы мне удалось сделать, сказала, что в том взрыве все пропало, а родных мол нет и доказать некому, что я это я. Имя только себе оставила, остальное придуманное. Тот мир не без добрых людей, пожалели. И кров дали, там и на работу пристроили нянечкой в детский дом. А сама это время ездила по больницам детским, искала спасённых. Надеялась, что ты в этом списке окажешься. И ведь нашла.

Её глаза заполнились слезами.

— Тебя после больницы сначала в один дом отправили, потом другой, потом в третий. Найти-то нашла, да кто мне тебя отдаст-то? Пришлось со своей начальницей договариваться, врать. Сказала, что ты моя троюродная племянница, одна на всем белом свете у меня, что пропадет единственная кровинушка. Она и согласилась в наш детский дом тебя перевести, чтобы мы рядышком были. А сама принялась учиться, да с таким остервенением, себе удивляюсь, как будто всю свою злость туда вкладывала. Воспитательницей стала, там и выше поднялась. И тосковала, Марита, по дому тосковала. У меня ведь здесь сын остался, взросленький, конечно, но сердце бывало разрывалось.

— И остальных искать продолжала,