Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

Никогда я еще не радовалась машинам из этой службы, как сейчас, когда надо было избежать продолжения неудобного для меня разговора. И сердце грохотало в висках совершенно по-идиотски, и постоянно хотелось растягивать губы в улыбке.

Эти дни наедине с Дубравиным что-то перевернули во мне, хотя я все еще пыталась сбежать от неизбежных изменений. Тщетно на самом деле. Но попытка, как говорят…

Я выздоровела от простуды, но продолжила болеть тем чувством, от которого у меня так и не получилось избавиться. Сказать, что это меня пугало, – это ничего толком оказалось не сказать.

Кеша усмехнулся, но руку мою не отпустил. Бывший муж даже скрывать не стал, что все понимает, но снисходительно позволял мне «обманывать» его дальше. И себя заодно.

Дубравин провел меня до автомобиля, открыл дверцу, помог устроиться на заднем сиденье, оплатил таксисту дорогу, а потом…

– Мы все еще отлично понимаем друг друга, это никуда не делось, – прошептал он, нагнувшись ко мне. – Ничего никуда между нами не делось, Вася. Я жду положительного ответа на свое предложение.

– Что?

– Подумай, – сказал бывший и запечатлел на моих губах короткий горячий поцелуй, как точку в этом диалоге.

Я даже возмутиться не успела, как Дубравин скомандовал таксисту уезжать и захлопнул дверцу.

Последнее слово осталось за ним.

Мне же оставалось ловить воздух широко открытым ртом и пытаться унять собственное разбушевавшееся сердце, что трепетало в груди пойманной пташкой. Кеша провожал меня взглядом, продолжая стоять за воротами, а в окне второго этажа – случайно глянув туда – я заметила Матвея.

Мальчик не нарушал границ, которые проложил его отец между нами, не докучал мне, но я ощущала его незримое присутствие все время, когда находилась в доме. Чувствовала, что этот ребенок каким-то образом тянется ко мне, хотя внешне он этого никак не выражал. Сын Дубравина был еще скупее на эмоции, чем его отец.

Происходило это из-за диагноза или характера, я не разбиралась. Только вот узнав о его «особенностях», я резко перестала испытывать неприязнь к мальчику.

Сначала зацепилась за жалость – все же сердце у меня не было каменным, а потом она сменилась другими чувствами. Целым спектром чувств даже.

В какой-то момент я просто поймала себя на мысли, что перестаю ассоциировать Матвея с предательством Дубравина и начинаю относиться к нему как к обычному ребенку.

Интересному. Любознательному. Талантливому ребенку.

Чужому, да, но…

Благодаря этим неуловимым метаморфозам мне вдруг даже задышалось легче. И болезнь скорее отступила, точно у организма вдруг открылся дополнительный резерв сил.

И теперь, уезжая, я вдруг поняла, что уже начинаю скучать по этому молчаливому странному мальчику, к которому не только Руся, оказывается, успела прикипеть.

Доча названивала мне постоянно, это служило достаточной мотивацией, чтобы поскорее покончить с карантином и обнять свое рыжеволосое чудо.

Дубравин о Руслане за эти дни даже не заикался. Он словно затаился, был очень задумчивым и молчаливым в те моменты, когда я общалась с дочерью. Хотя я прекрасно видела его глаза при этом, в них горели тоска и жажда.

Мое предательское сердце, конечно же, дрогнуло, а вот женская гордость все еще закусывала удила. На чем я держалась только, чтобы не уступить Дубравину?

Один Бог, наверное, знал. У меня ответа на этот вопрос не находилось.

– В каких облаках ты витаешь? – спросил меня Хорьков, вырвав из раздумий.

Шел третий час финальной тренировки, я слышала музыку вполуха, но отрабатывать заученные на подкорку движения мне это не мешало. Все мои мысли были заняты личной жизнью, и, конечно же, Саша не мог не заметить мою непривычную рассеянность.

Слишком хорошо он меня знал.

– В хореографических, – ответила я, на что мужчина лишь хмыкнул.

– Очень в этом сомневаюсь, – не поверил он. – У нас последний прогон. Завтра премьера. Я надеюсь, ты не забыла?

– Помню как никогда.

– Тогда мобилизуйся, Вася, и паши, – скомандовал Хорьков. – Паши столько, сколько сможешь, а потом еще чуть-чуть.

– Ну спасибо, господин, – фыркнула я, утирая пот со лба. – Ты не забыл, что крепостное право давно отменили? Я вообще-то только после болезни, а от тебя никакого сочувствия не дождешься.

– У меня оно атрофировалось за ненадобностью, – сказал Саша. – Я не поставил бы ни одну гениальную постановку, жалей танцоров направо и налево.

– Сердца у тебя нет, – покачала головой я.

Хорьков протянул мне бутылочку воды.

– Выпей, продышись, и давай повторим последнюю связку.

– Сатрап и деспот, – протянула я после того, как смочила горло. – И как тебя только земля носит?

– С радостью, знаешь ли. Не филонь, завтра все должно пройти идеально и даже лучше, ясно?

– Ясно-то мне ясно, – скривилась я. – Но вряд ли получится. Силы после болезни не те, боюсь, что на сто процентов выложиться не получится.

– А ты не бойся, просто работай. Страх – он, знаешь ли, только тормозит. Все соки из тебя выпивает, а когда ты просто устаешь бояться, вот тогда и случается настоящий прорыв.

– И когда только ты таким философом успел заделаться?

– Это мудрость, детка, – подмигнул мне Саша. – Опыт и все такое.

– Старость, ты хотел сказать?

– Язва, – улыбнулся Хорьков. – Работай уже. А потом отправляйся домой и хорошенько выспись. Завтра ты должна блистать, а не пугать зрителей своей бледностью.

– Слушаюсь и повинуюсь, – шутливо поклонилась я.

Этот короткий разговор помог мне отвлечься от мыслей и сосредоточиться на том, что на данный этап времени было важнее всего, – на предстоящем выступлении. Все же слишком долго я к этому шла, чтобы так бездарно все испортить.

– Вот, можешь же, когда захочешь, – скупо похвалил меня Хорьков еще через три часа, когда тренировка официально была закончена, а в моем теле не осталось места, которое бы не болело.

– Ты настоящий монстр, – пожаловалась я, опустившись на пол.

– Не благодари, – хмыкнул Саша. – Не сиди на холодном. Бегом в душ и домой. Подвезти?

– Не утруждайся. Ты меня так вымотал, что я предпочту не видеть тебя до завтра.

– Договорились.

От душа я отказалась, решив понежиться в своей ванне. Так бы получилось больше пользы: и усталость снять хотелось, и мышцы расслабить.

Но в мои планы, как всегда, вторгся Дубравин, который поджидал меня на улице.

– Следишь за мной? – выгнула брови я при встрече с бывшим.

– Подумал, что после тяжелого дня ты не откажешься от вкусного ужина, – улыбнулся он.