Сломай меня - Меган Брэнди

будет никого бояться и никогда не оглянется в прошлое с сожалением. А теперь подними свою задницу и пойди поговори с этой девочкой, пока Бас не вытворил какую-нибудь глупость, из-за которой нам придется ему напинать… скажем, свяжет ее и закинет в свою машину.

У меня в горле встает ком.

– А что, если она захочет поехать с ним?

– Тогда ты обнажишь перед ней свою сломленную душу и убедишь остаться. Если это не сработает, то мы сами ее свяжем, – смеется Рэйвен. – Наш город, наши правила, верно?

Я смотрю на брата, тот кивает Кэпу, который торчит в нескольких ярдах от нас. Потом смотрю на Рэйвен и тяну руку. Понятно, что я не позволяю ей удерживать мой вес, ведь ей еще больно, но ее рука крепко держит мою.

– Вперед, Понибой, – усмехается она. – Покажи ей, из чего ты сделан.

– Поверь мне, Рэй-Рэй, – шепчу я. – Она знает.

Спрыгиваю с батута и бегу.

Готова ты или нет, малышка? Я иду.

Глава 34

Ройс

Держа в руке ключи, выбегаю из дома, и солнце наказывает меня за море алкоголя, в котором я себя усиленно топил.

Щурюсь и поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза от режущих глаза и мозги солнечных лучей, и, черт меня побери, на меня накатывают все эмоции разом, потому что…

Потому что в нескольких футах от меня стоит Бриэль, прислонившись к моей тачке. Вся такая идеальная и великолепная, без макияжа, с собранными в хвостик волосами.

Внутри меня все горит, меня крутит и едва не выворачивает.

Никогда в жизни я не прикасался девушке так, чтобы причинить ей вред.

Я делаю все, что в моих силах, чтобы защищать нормальных людей от дерьма, чтобы причинять боль мудакам, истязающим других, особенно девчонок.

На этот раз мудак – я. Пришла моя очередь испытывать боль, и будь я проклят, если я не страдаю от боли, которую причинил ей, но этого недостаточно.

Я заслуживаю страдать намного сильнее, а Бриэль…

Черт побери, Бриэль…

Это такая редкость – найти кого-то, кто одновременно честен и предан. А уж найти того, кто при этом еще и добр… Не судит, а просто… является чем-то большим, чем я вообще мог представлять?

Во всем этом гребаном мире другой такой нет.

Грустная улыбка появляется у нее на губах и, словно стрела купидона, пронзает мне грудь. Только это смертоносная стрела. Красный наконечник покрыт ядом, разъедающим мои органы.

Малышка… черт.

Бегу вниз по ступенькам прямо к ней.

Ее улыбка мягкая и понимающая.

– Да уж, ты как-то долго, – говорит она.

– Скажи, что не собираешься уезжать.

– Я не собираюсь уезжать, – шепчет она. – Но тебе нужен был небольшой толчок, чтобы ты смог продвинуться в игре.

Бросаюсь к ней, одной рукой обнимаю за плечо, другую поднимаю к синяку на виске.

– Прости, мне так жаль. Я не хотел… Сам не могу поверить…

– Знаю. – Она обхватывает мое запястье и подносит к губам, чтобы поцеловать край татуировки.

Приподнимаю ее за бедра и держу в своих руках. Ее ногам не требуется подсказки, руки нет нужды направлять – она жадно прижимается ко мне.

Смотрю на нее, и меня переполняют мысли о том, что я с ней сделал. Подбородок опускается на грудь, но моя малышка делает то, что обычно делаю я: костяшками пальцев приподнимает мой подбородок, заставляя меня посмотреть ей в глаза.

– Да, – шепчет она, – ты повел себя со мной как полный мудак, да еще и на глазах у всех.

У меня ноют ребра, я сжимаю ее еще крепче.

– Я не могу поверить, что это я с тобой сделал, – снова поднимаю руку к синяку у нее на виске. – Я не хотел тебя обидеть, а все то дерьмо, что я наговорил… – мой голос надламывается. – Мне ужасно жаль, малышка.

– Знаю, – выдыхает она.

– Я ублюдок.

– А я слепну. В прямом смысле.

Внутри у меня все сжимается.

– Малышка… – качаю головой.

Бриэль отвечает слабой улыбкой, но мне не становится легче.

Она говорила мне об этом, и ее брат тоже, но я не дал ей возможности объяснить, отказался слушать, когда она пыталась сказать, выставил ее вон, когда она была так ранима, раскрыл ее самую сокровенную тайну в зале, полном придурков.

Я был слишком занят своими усилиями прогнать ее, как осел, который убедил себя: всего того, что у нас есть, недостаточно для главного шага.

Осел он и есть осел…

Никогда прежде я не испытывал такого желания и такого страха что-то понять. Мне нужно узнать все до мельчайших деталей, и я жду, когда она расскажет.

Кончики ее пальцев находят мою грудь.

– Скользни рукой мне в волосы, Ройс, вот сюда, и скажи, что чувствуешь.

Я осторожно усаживаю ее на капот перед собой. Мои объятия ослабевают, но я делаю то, что она сказала.

Сначала мои пальцы находят место, где я оставил отметину, она старается не морщиться, но ей это не удается, и у меня внутри все сжимается.

– Малышка…

– Проведи рукой чуть дальше, – подбадривает она.

Я подчиняюсь, все мое тело дрожит, когда подушечки пальцев скользят по ее коже. Раздвигаю волосы в сторону, и она наклоняет голову, чтобы я мог получше рассмотреть шрам.

Он слегка изогнут, примерно три дюйма в длину. Не очень широкий и не особо выступающий, но все равно он есть.

– Расскажи, что случилось, – шепчу я.

– Мой отец пытался меня убить, а я пыталась ему позволить, – признается Бриэль.

Я во все глаза смотрю на нее.

– Если бы Бас вовремя не приехал домой, отцу бы это удалось. Брат прыгнул, и пуля, задев мою голову по касательной, застряла в плече брата. Бас упал, и отец бросился на меня. Он ударил меня прикладом – я помню три удара, но мне сказали, что их было пять…

Я стискиваю зубы, глядя на мое сокровище. Она пострадала от человека, которому должна была доверять. От человека, который должен был ее любить.

А теперь и от меня – того, кто любит.

Черт.

– Он пробил мне череп. Я несколько недель лежала в больнице, первые девять дней вообще ничего не видела, – продолжает она. – У меня поврежден зрительный нерв, и это неизлечимо. Из-за этого у меня бывают приступы слепоты. Такое случается, когда я слишком сильно волнуюсь, пугаюсь или когда эмоционально перегружена. Пульс ускоряется, давление на глаза повышается, я вижу нечетко… или совсем ничего не вижу.

– Тогда, у твоей тети, когда я нашел тебя на улице, ты так странно себя повела,