Узкие улочки жизни - Вероника Иванова

— Прихоти? — полупрокаркал, полупрокашлял Матиас. — Она была виновна. Все они были!

Его лицо так и не выразило эмоций, но в каждой чёрточке теперь чувствовалось напряжение, настолько сильное, что невольно возникал вопрос: почему кожа всё ещё остаётся целой, а не прорвётся острыми краями гранёных мышц?

— Все они...

Резчик был довольно сильным парнем, но, как и большинство людей, приближённых к искусству, видимо, брезговал спортом, а точнее, его видами, предполагающими контактный поединок двух противников. Я тоже в последние годы не уделял боксу слишком много времени, зато память освежал, что называется, регулярно, каждое утро проводя серию ударов по воздуху. С передвижениями дело обстояло тяжелее, но тело вспомнило всё само, и когда правая нога герра Холле начала выполнение широкого шага в мою сторону, я бессознательно поступил так, как меня учил тренер.

От прямого удара в туловище можно уйти по-разному. Например, сделать шаг в сторону, крутануться на правом носке, оказываясь сбоку от проскочившего вперёд противника. А дальше всё просто, потому что подставленная скула так и просится под удар, причём единственно эффективный и уместный в данной позиции. Боковой. Хук.

Я не чрезмерно упитан для своего роста и костяка, но мяса на мне много, а если все эти килограммы привести в движение, да ещё подвесить на костяшки кулака, поставленная цель, то бишь, нокаут, достигается просто и быстро. Правда, для пущей надёжности, когда Матиас после удара изменил направление движения, отлетая к стене, я не удержался ещё от одной встречи моей руки с челюстью резчика. Скорее всего, добавка была уже лишней, но явно не смертельной, а допустить, чтобы парень очухался раньше приезда полиции, я не мог.

Выроненный штихель подмигнул мне с ковра тусклым блеском. Думаю, именно этой штуковиной и были заколоты все женщины. Или её братишкой-сестрёнкой из набора соответствующих инструментов. При обыске всё подтвердится, на стали отыщутся следы крови, и наконец-то будет вынесено официальное обвинение неуловимому убийце. Что ж, как любят повторять итальянцы? Финита ля комедия. А я могу сказать проще: вот всё и закончилось.

Закончилось.

Всё.

Ничего не осталось...

Картинка в глазах вдруг поплыла, словно я сам только что получил ощутимый удар в голову. Резкость стала стремительно убывать, очертания предметов потекли, как будто кто-то залил водой ещё невысохшую акварель, краски начали смешиваться в грязно-серый туман, а потом вокруг и вовсе стемнело.

Стемнело? Разве сейчас ночь? Но на лестнице должен гореть свет. На лестнице... На лестнице? Какой? Где? Зачем?

Я бы решил, что внезапно ослеп, если бы перед глазами не плавали кисельно-густые, тёмные, но всё же отделимые от фона тени. В ушах постепенно нарастал гул, похожий на звук самолётных турбин. Я куда-то лечу? Быть того не может! По крайней мере, потому что я... Стою на ногах. Да, стою. Но это единственное, в чём я могу быть уверен!

Вокруг нет ровным счётом ничего. Пустота. Рука, вытянутая вперёд, не встречает ни малейшего сопротивления. Туман. Очень плотный, но он только кажется осязаемым: я ничего не могу нащупать. А если сделать шаг... Но куда? Есть ли что-то кроме пятачка тверди под моими ногами?

Пальцы судорожно сжимаются, пытаясь схватиться за воздух. Что со мной? Я умираю? И словно в подтверждение последней мысли грудь резануло болью, но не снаружи, а внутри. Сердечный приступ? А где находится оно, это самое сердце? Слева? Нет, кажется, справа... Или вообще внизу и сзади? Не помню. Ничего не помню!

Кто я?

Ворсистая толстая ткань. Она на мне сверху. Кажется, это называется «пальто», хотя поручиться уже не могу. А что находится под ним? Как попасть внутрь? Не помню. Ладони беспорядочно шарят везде, куда могут дотянуться.

Какие-то кругляшки спереди, пять штук, один под другим. Понятия не имею, зачем они нужны. Ощутимые рубцы, пересекающие ткань... Нет, они не вскрываются. Неужели больше ничего нет?! Ещё один рубец, сбоку, толще предыдущих, попавшихся под руку. И кажется, слой ткани в этом месте отходит в сторону... Дырка? Может быть, в ней я нащупаю хоть что-то?

Тонкие, твёрдые, скрученные... в кольцо? Или как это называется? Гладкие, но неровные. Прикосновение холодит пальцы. А что дальше? Ничего, тупик. Больше ничего нет, только два странных предмета, вокруг которых сжимается моя ладонь. Ни-че-го...

«Ну наконец-то! А ты говорил, что нас здесь забудут, враль несчастный!..»

«А ты не надейся шибко-то, не надейся! Он за нас подержится, да снова отпустит и забудет...»

«Нас? Забыть? Как нас можно забыть?!..»

«Да он и себя, похоже, уже забыл... Ты прислушайся, прислушайся. Слышишь хоть что-то? Даже пульс еле теплится. Вооот. Поплохело что-то парнишке...»

«Только не каркай, что он сейчас последний дух испустит...»

«Каркай, не каркай... Я ж не ворона, я лучше вижу!..»

«Ну уж нет уж! Ещё чего не хватало? Да чтоб на нашей совести смерть висела?...»

«Не мы ж виноваты, брехунья, он сам нарвался!..»

«Но ведь он же ещё жив?...»

«Дышит. По правде сказать, еле-еле...»

«Так что ты время теряешь-то? А ну, живо за работу! А я пособлю...»

Как оба кольца оказались одеты на мои пальцы, не знаю, но когда нагревшийся металл сжался вокруг фаланг, я уже помнил, что свёрнутые кругом твёрдые полоски называются именно «кольцами». А потом началось форменное безобразие.

«Эй ты, олух, дубина стоеросовая, квашня перезревшая, размазня недоваренная, долго ещё будешь столбом стоять и в стенку пялиться?!..»

От неожиданности я переспросил, причём вслух, но оказалось, что именно такой способ общения с невидимыми собеседниками и был самым правильным:

— В стенку? Какую? Где?

«Да перед носом твоим, два шага сделать!..»

— Два шага? Но там ничего нет!

«А я говорю, есть! А ну, шагай!..»

— Но...

«А если ничего нет, то ничего и не потеряешь...»

Разумно.

Я шагнул, и пальцы вытянутой вперёд руки коснулись чего-то твёрдого. Верно, стенка. Вот только, где она находится? Шершавая штукатурка, конечно, молчит.

Штукатурка?! Я же совсем недавно видел такую стену. На лестнице в доме... Да, там, где жила Дора Лойфель. Она ещё белого цвета... Не Дора, конечно, а штукатурка, хотя сама До тоже давно уже белая или синяя, потому что умерла. Но перед смертью она попросила меня найти убийцу. И я справился? По крайней мере, точно помню, что попытался, причём... Успешно. Да! Этот самый убийца сейчас находится здесь, потому что... Я его нокаутировал.

От болезненно быстрого проявления контуров на фотоснимке реальности голова закружилась, и пришлось опереться о стену. Что со мной произошло? Вернее, что происходило? Я едва не умер от... Потери памяти. Прямо как в анкедоте: забыл, как дышать, и... Что-то не смешно. Если бы не думающие кольца, дело закончилось бы похоронами.