Знак расставания - Лиз Райан

— Да мама, так будет лучше, — согласилась Эран.

Наступила пауза.

— Ты решила что-нибудь? — опять завела свое Молли.

— Да. Все решено, — ответила Эран.

— И ты хочешь, чтобы я приехала? Ты же знаешь, я тебя не оставлю, — вздохнула Молли.

— Нет, мама. Холли Митчелл — медсестра, она знает людей, которые позаботятся обо всем. Со мной будут друзья, и я буду в порядке, — сказала Эран.

— Понятно. Что ж, если ты так уверена… — Молли замялась.

— Я уверена, — твердо сказала Эран.

— Хорошо, давай закроем эту тему. Так будет лучше, поймешь все, когда повзрослеешь, — проворчала Молли.

— Я уже все понимаю, — сказала Эран.

— И потом… ты устроишься на работу? — спросила Молли.

— Да, здесь, в Лондоне, работы много, — сказала Эран.

Молли вздохнула с облегчением.

— Эран, ты очень трудолюбива, и, кроме того, ты — хорошая дочь. Я молюсь за тебя, надеюсь, что все будет в порядке и что Бог простит тебя. Думаю, ты больше так поступать не будешь, — сказала она.

— Нет, мама. Никогда, — тихо ответила Эран.

— Это будет тебе уроком. Мне только жаль, что ты не слушала меня раньше, — вздохнула Молли.

Эран хотелось закричать.

— Хорошо, сообщи мне, когда все будет улажено. Пока, — буркнула Молли.

— Ладно. Передай привет папе и скажи, что я его люблю, — сказала Эран.

— Хорошо, он сейчас в море, сообщу, когда он вернется. — Молли вздохнула вновь.

Эран резко повесила трубку.

В течение первых шести месяцев беременности Эран не читала газеты, не слушала радио и не смотрела телевизор — она делала все, чтобы забыть лицо Бена. Но в последние три месяца она то и дело натыкалась на сведения о нем — в поисках доказательств, что эта Саша Харвуд уже утомила его и Бен был готов переоценить свое решение. Даже теперь еще не было слишком поздно. Если бы только Бен возвратился к ней, смог бы увидеть ее беременность, остаться с ней… О, Эран бы отдала все на свете, чтобы было именно так! Каждую ночь она ложилась спать, думая о нем, и скучала по Бену даже больше, чем в первые дни разлуки.

Каждый день Эран смотрела на фортепьяно, проводила рукой по клавишам, задаваясь вопросом — почему Бен не забирал его? Как он любил его вначале! Он действительно мог полюбить новое пианино так же сильно?..

Через десять лет… Через десять лет было бы совсем не так. Они поженились бы и имели детей. Они были бы семьей! Для чего ему эта Саша или кто-то другой? Вдруг Эран вспомнила, как она вместе с Аймир смеялась над тем, что мужчины взрослеют не так быстро, как женщины. Этот день казался теперь настолько далеким! Но теперь она знала, что это утверждение было истиной, и это было источником ее бесконечной печали.

О Бен! Возвратись, приди домой! Пожалуйста, вернись к себе домой!

Каждой клеточкой своего тела Эран желала Бена. Держа в руке подаренную им цепочку, глядя на фотографию, которая стояла на столе, блуждая по пустому дому. Красивый дом, который никогда не станет домом без Бена!

Но спустя неделю после звонка Молли первый нарцисс зацвел в саду, несколькими днями позже — тюльпан, бледно-розовый среди желтых колокольчиков; Эран стало легче: она ежедневно вдыхала запах весны, играла на гобое своему ребенку — ребенку, который, как и Аймир, никогда не узнает своего отца.

Однажды, ложась спать, Эран задумалась о Бене. Кое-что пришло ей в голову, и она побежала вниз, босиком, в поисках одной вещи. Где же эта вещь, что она сделала с ней? Неужели она выбросила ее?

В конце концов Эран нашла: лента, которую она сделала в прошлом году, — путешествие по Европе с Беном, запись, которая была так бесценна. Все его лучшие песни были на этой пленке, все аплодисменты и атмосфера тех незабываемых ночей. Эран улыбалась, перематывая пленку и регулируя звук.

— Ты слушаешь, пончик? Хочешь послушать папу? У него красивый голос… а это он играет на пианино. Будешь играть так же, когда вырастешь? Будешь петь, как ангелочек, — шептала Эран.

Это безумие — говорить с будущим младенцем, который ничего не понимал, но голос Бена звучал все громче и громче, и Эран ощущала присутствие Бена, гармонию воссоединения семейства. В первый и последний раз они были все вместе, так близко, как только судьба могла бы когда-либо разрешить им быть — разделяя музыку.

Каждый день Эран включала кассету для ребенка, находя комфорт и вдохновение в каждом звуке, улыбаясь, называя вслух имена, задаваясь вопросом, какое имя подойдет малышу. Коннор назвал ее саму в честь острова, возможно, поэтому Эран была так одинока.

Утром двадцать первого марта она почувствовала приступ боли. Только маленький приступ боли в пояснице, но доктор Крофтон велел ей ничего не делать. Немедленно Эран позвонила ему и затем — Холли Митчелл. Холли сказала, что она приедет через двадцать минут, чтобы забрать ее в больницу, где доктор Крофтон встретит их, и Эран так и засияла, когда снова подняла трубку, чтоб позвонить Аймир.

— Аймир, ребенок дал о себе знать — да, только что, сегодня! Я знаю, что это рано, но ты… — Эран щебетала как птичка.

Прервав ее, Аймир сказала, что она и Дэн уже собирались выехать. Есть рейс на десять часов, они будут в Лондоне к ленчу, и ни при каких обстоятельствах Эран — не рожать, пока они не прибудут!

Эран засмеялась.

Митчеллы прибыли через четыре часа. Эран сидела в кровати больницы, говоря с Холли и оглядываясь с опасением, хотя и ликовала.

— О, я так рада, что вы здесь! Но вам не следовало так спешить, доктор Крофтон говорит, что не придется ждать долго. Сегодня вечером рожу, — сказала Эран.

Взволнованный и очень возбужденный, Дэн побежал искать Крофтона и был просто потрясен, когда ему сказали, что тот ушел завтракать.

— Завтракает! Как может он завтракать, его обязанность быть здесь с этой молодой девочкой, как можно есть в такой момент?! — закричал Дэн.

Ничто не убедило бы Дэна, что все под контролем; впервые его обычное спокойствие полностью пропало, он побежал покупать цветы, возвратился, чтобы поговорить с доктором Крофтоном, вышел снова за шампанским и возвратился с огромным игрушечным мишкой вместо него. Аймир и Холли смеялись, видя, как он носился туда-сюда, но Эран была глубоко тронута его беспокойством. В итоге Дэна отправили в ближайший паб вместе с Уолтером.

Но вернулись они задолго до того, как Эран забрали в палату. Она сжимала руку Аймир, испуганно глядя на медицинские халаты. Аймир также была встревожена, но старалась говорить тихо и спокойно.

Аймир про себя молилась, чтоб доктор Крофтон оказался прав и все прошло бы гладко и без осложнений. Эран глубоко дышала, вся дрожа, ее волосы были влажными, взгляд испуганным, но она пробовала делать то, что медсестры говорили ей, и помнить о технике дыхания.