Иной Сталин - Юрий Жуков

Неожиданно возникший в ходе пленума второй доклад Ежова, точнее, содоклад по третьему пункту повестки дня, да еще после принятия соответствующей резолюции, носил сугубо ведомственный характер. Он прежде всего попытался обосновать пересказанную им телеграмму Сталина и Жданова от 25 сентября 1936 г. об «опоздании на 4 года» в деле разоблачения троцкистского подполья. Ради этого он, Ежов, долго излагал хорошо известное всем: арест 30 человек группы А. Н. Слепкова и 87 человек группы И. Н. Смирнова в 1933 г., В. П. Ольберга в январе 1936 г., раскрытие группы Ю. М. Коцюбинского в 1932 г. и арест ее членов в 1936 г. Добавил и неизвестные факты — раскрытие группы правых в Западной Сибири в 1933 г., донос некоего Зафрана на К. Б. Радека, И. Н. Смирнова и Я. Н. Дробниса в 1932 г.

Попытался Ежов установить и виновного в «четырехлетнем отставании», сделав таковым Г. А. Молчанова, человека весьма подходящего для роли козла отпущения. Дело в том, что только что, 3 февраля, арестованный Молчанов с ноября 1917-го по июнь 1918 г. служил ординарцем в штабе Антонова-Овсеенко, впоследствии открытого сторонника Троцкого, а затем, вплоть до лета 1920 г., находился в рядах Красной армии, опять же возглавляемой Троцким.

Наконец, Ежов сообщил и о принятых для искоренения «вредительства» в подведомственном ему наркомате мерах. Об аресте 238 чекистов высокого ранга, в том числе 107, работавших в Главном управлении госбезопасности[33].

Выступившие в прениях сотрудники НКВД поддержали линию, намеченную их шефом. Бывший нарком Г. Г. Ягода, начальник управления по Ленинградской области Л. М. Заковский, первый заместитель наркома Я. С. Агранов, нарком внутренних дел УССР В. А. Балицкий, начальник управления по Московской области С. Ф. Реденс, начальник контрразведывательного отдела Л. Г. Миронов дружно поддержали Ежова в главном — признали, что именно в 1931–1932 гг. резко ослабли действия по разоблачению «вражеского подполья». Вместе с тем они разошлись во взглядах на то, кто повинен в этом. Только Ягода поддержал Ежова, назвав ответственным за все одного Молчанова. Остальные настаивали на виновности прежде всего бывшего наркома. Ту же позицию заняли выступавшие в прениях нарком здравоохранения СССР Г. Н. Каминский, первый секретарь Азово-Черноморского крайкома, в прошлом отдавший четырнадцать лет ответственной работе в ОГПУ Е. Г. Евдокимов, секретарь ЦИК СССР, в 1931–1932 гг. заместитель председателя ОГПУ, а в 1933–1935 гг. прокурор СССР И. А. Акулов[34].

Диссонансом прозвучали лишь два выступления. М. М. Литвинов крайне отрицательно оценил деятельность зарубежной агентуры НКВД, которая постоянно измышляла ни разу не подтвердившиеся заговоры с целью покушения на наркома иностранных дел[35]. Более резко высказался А. Я. Вышинский. Он поведал о том, что слишком часто следователи НКВД, проводя допросы, демонстрируют непрофессионализм, вопиющую неграмотность, сознательно допускают преступные подтасовки. Он, в частности, честно признал:

«Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах НКВД, но и в органах прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы называем в своем кругу „обвинительным уклоном“. Это тоже своего рода „честь мундира“ — если уж попал, зацепили, потащили обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало, что он виноват. Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как будто это компрометирует работу».

Вышинский пояснил, что такой «обвинительный уклон» нарушает инструкцию ЦК от 8 мая 1933 г. (которую не раз поминал в докладе Ежов, извращая ее истинный смысл). Подчеркнул — документ этот направлен на то, «чтобы предостеречь против огульного, неосновательного привлечения людей к ответственности». И добавил: «К сожалению, до сих пор инструкция от 8 мая выполняется плохо»[36].

В еще большей степени усложнил и запутал недавно простое понятие «враг» Сталин. Выступая за два дня до окончания пленума, он говорил слишком пространно, разбрасываясь по тематике. Прибегал к умолчанию, недоговоренности, намекам — видимо, по какой-то причине не мог позволить себе сказать прямо то, что хотел. Большую часть доклада — явно подыгрывая настроениям, царившим на пленуме, — он посвятил осуждению троцкистов, вслед за Молотовым связав их с беспартийными «шахтинцами» и «промпартийцами». Затронул мимоходом международные дела, чтобы от «капиталистического окружения» перейти к обоснованию обострения классовой борьбы. Но сказал он и о новой, более страшной опасности — «одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадности и шумливых восхвалений» и лишь обозначил повинных в том, риторически приведя мнение неких неназванных оппонентов: «Партийный устав, выборность парторганов, отчетность партийных руководителей перед партийной массой? Да есть ли во всем этом нужда?»

Уже ближе к концу доклада Сталин еще раз намекнул на тех же оппонентов: «Современные вредители, обладающие партийным билетом, обманывают наших людей на политическом доверии к ним, как к членам партии…. Слабость наших людей составляет… отсутствие проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы».

И лишь завершая речь, он опять вернулся к той же, явно главной для него теме. И прямо назвал тех, кто должен быть готов лишиться своих постов. Партийных руководителей: 3–4 тыс. — высшего звена, 30–40 тыс. — среднего и 100–150 тыс. низового. Указал и срок — шесть месяцев, когда придется «влить в эти ряды свежие силы, ждущие своего выдвижения»[37], то есть как раз до выборов в Верховный Совет СССР и местные советы.

С началом прений опасения Сталина стали понятны. Он, как оказалось, наткнулся на глухую стену непонимания, нежелания членов ЦК, услышавших в докладе лишь то, что захотели услышать, обсуждать то, что он предлагал. Из двадцати четырех человек, принявших участие в обсуждении, пятнадцать говорили в основном о «врагах народа», то есть троцкистах. Говорили убежденно, агрессивно, как и после доклада Жданова и Молотова. Все проблемы сводили к одному — необходимости поиска «врагов». И практически никто из них не вспомнил об основном — о недостатках в работе партийных организаций, о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР.

Так, Е. Г. Евдокимов сразу же, с готовностью признал свои ошибки, правда, не вдаваясь в детали, и тут же заговорил о засилье «врагов» в Азово-Черноморском крае. «Везде в руководстве сидели враги партии — и первые, и вторые секретари… Почти все звенья затронуты, начиная с Наркомзема, наркомсовхозов, крайвнуторга и так далее. Крепко, оказалось, засели и в краевой прокуратуре… Две организации чекистов возглавлялись врагами партии. Весь огонь враги сосредоточили на захвате городских партийных организаций».