В сердце Антарктики - Эрнст Шеклтон

Утром удалось немного согреться. В 9 часов мы подожгли, наконец, магнитный домик и подняли флаг. Впрочем, все наши страхи сразу рассеялись, как только мы увидали вдали судно, поднимаемое миражем над горизонтом. Тотчас же стали подавать сигналы гелиографом. В 11 часов 1 марта мы находились уже на палубе «Нимрода», целыми и невредимыми, среди друзей! Не пытаюсь описать наши чувства! Все были счастливы видеть нас, жаждали услышать, что нам удалось сделать. Нас уже считали погибшими. Как раз в этот самый день поисковая партия должна была отправиться, чтобы отыскать хоть какие-нибудь наши следы.

Все члены экспедиции были здоровы, намеченные планы удовлетворительно выполнены, научные работы проделаны надлежащим образом. Одни лишь хорошие вести были привезены судном и из далекого внешнего мира. Казалось, огромная тяжесть свалилась с моих плеч!

Первой заботой было доставить на судно Адамса и Маршалла, и я распорядился, чтобы сейчас же была организована спасательная партия. Меня вкусно накормили свиной грудинкой с поджаренным хлебом. В 14 часов 30 минут, оставив Уайлда на «Нимроде», я вместе с Маккеем, Моусоном и Макджиллоном отправился с окраины барьерного льда на юг. Мы шли до 22 часов, пообедали и проспали несколько часов. В 2 часа 2 марта мы встали и в 13 часов добрались до лагеря, где я оставил двух своих спутников. Маршаллу стало лучше, отдых и покой ему помогли, так что он мог идти и даже тащить сани.

После завтрака мы отправились обратно и шли до 20 часов при хорошей погоде. На следующее утро в 4 часа отправились далее, в полдень позавтракали и пришли к окраине ледника к 15 часам. Судна не было видно, а море опять сплошь покрывалось льдом. Мы прождали до 17 часов, затем решили, что можем пройти через мыс Прам. Погода становилась хуже, на юго-востоке появились облака. У Маршалла опять из-за сделанного им слишком быстрого перехода возобновилась дизентерия. Поэтому мы оставили на Барьере палатку и сани, взяв с собой лишь спальные мешки и образцы горных пород. Позже, когда взобрались на Кратерный холм, то оставили внизу и все остальное, кроме спальных мешков, так как погода стала ухудшаться.

В 21 час 35 минут начали спускаться к мысу Хат. В 21 час 50 минут добрались до зимовки и уложили Маршалла в постель.

Мы с Маккеем зажгли на холме около креста ацетиленовый факел, и после обеда все, кроме меня и Маккея, улеглись спать.

Через короткий срок Маккей заметил приближающееся судно. Была довольно сильная буря, но Макинтош увидел огонь нашего факела с расстояния в 15 километров. Мы с Адамсом отправились на «Нимрод». И вот Адамс, перенеся все опасности, грозившие нам внутри континента, едва не погиб здесь, когда, казалось, всем опасностям уже пришел конец. Спускаясь с Барьера, он поскользнулся в своих новых финеско и полетел в море; спасся от гибели только тем, что ухватился за край льда и смог продержаться, пока к нему не подоспели товарищи с судна.

За Маршаллом и за другими пришла лодка, и в 13 часов 4 марта мы все находились в полной безопасности на борту «Нимрода».

Колесо-счетчик

После путешествия к полюсу сохранилось живое воспоминание о терзавшем нас ощущении неистового голода. За период от 15 ноября 1908 года до 23 февраля 1909 года мы только один раз по-настоящему поели – это было на Рождество. Но даже тогда ощущение сытости длилось недолго. Через час или два мы были так же голодны, как раньше. Дневной рацион был бы мал даже для городского рабочего в умеренном климате, а тем более для нас, занятых напряженным физическим трудом при очень низкой температуре. Мы с нетерпением предвкушали каждую трапезу, но когда, наконец, наступало время еды, пища, казалось, исчезала, ни на йоту не утоляя нашего голода. Приготовление ужина после десятичасового перехода обычно отнимало у нас много времени. Нужно было снять поклажу с саней и разбить лагерь. После этого наполняли снегом котелок и разжигали примус. Нелегко было это сделать нашими обмороженными пальцами. Все, что входило в состав нашей тощей похлебки, включая оставшийся от лошадей маис, клалось во внутренний котелок, а в наружном заваривался чай. Для заварки чай мы всегда насыпали в маленькую жестянку с пробитыми в ней дырками, которую сразу же вынимали, как только закипала вода. Обычно в ожидании еды мы сидели вокруг походной кухни.

Наконец, похлебка была готова и разливалась в кружки очередным поваром. Получив скудную порцию сухарей, мы приступали к еде. Горячая пища исчезала в две минуты, и мы начинали осторожно обгрызать края сухарей, стараясь сохранить их как можно дольше. Маршалл иногда на минутку ставил свою кружку с похлебкой на снег, так как застывая она становилась гуще. Но способ этот у нас считался спорным. Пища при этом казалась более основательной, но терялось тепло, а при низких температурах, какие были на плоскогорье, мы считали более рациональным есть похлебку очень горячей. Сухари старались растянуть как можно дольше, а иногда делали попытку сохранить кусочек, чтобы съесть его попозже, в спальном мешке, но это было очень трудно. Если кто-нибудь ронял крошку, другие указывали ему на это, и владелец, послюнив палец, поднимал ее.

Мы не допускали, чтобы пропал хотя бы мельчайший кусочек пищи. Для полной справедливости при разделе пищи мы распределяли ее по жребию. Повар разливал похлебку по кружкам и раскладывал сухари на четыре кучки. Если кто-нибудь считал, что какая-то порция похлебки меньше других и если это мнение поддерживалось остальными, справедливость восстанавливалась. Затем, когда все находили, что пища поделена правильно, кто-нибудь из нас отворачивался, а другой, указывая на кружку или кучку сухарей, спрашивал: «Кому?». Отвернувшийся называл имя, и раздача таким образом продолжалась дальше. Причем каждый из нас всегда был уверен, что именно ему досталась самая маленькая порция. На завтрак попеременно один день был шоколад, на другой – сыр. Мы явно предпочитали «шоколадные дни». Шоколад, казалось, лучше утолял голод и его было легче делить. Сыр в походе искрошился на мелкие кусочки, и паек (две столовые ложки на человека) приходилось делить с возможной точностью на четыре одинаковые кучки. Шоколад же без труда ломался на палочки одинакового размера.