Леонид Леонов - Захар Прилепин

К тому же Леонов и предположить не мог, что процесс этот будет не единственным, но, напротив, откроет целую, почти на пять лет, череду подобных процессов, и призывы «Убить! Расстрелять! Раздавить!» станут привычным аккомпанементом времени.

* * *

Следующий, 1937 год начинался просто благостно.

Под занавес 1936-го устроили разнос откровенно русофобского сочинения Демьяна Бедного «Богатыри» и одноимённой театральной постановки, что стало одним из первых сигналов смены интернационального курса на курс правый, национальный, патриотический.

Каждое утро Леонов, как всякий человек, внимательно всматривающийся в жизнь советскую, листал «Правду».

В стране началась перепись населения, и на страницах главной советской газеты Михаил Зощенко увлекательно рассказывал, сколь велика разница между дореволюционной переписью и нынешней: нету безработных, нету нищих.

Понемногу начинается подготовка к ознаменованию столетней годовщины со дня смерти Пушкина.

Пятнадцатого января «Правда» выходит с передовицей под названием «Великий Русский народ». А ведь ещё два года назад, сочиняя «Дорогу на Океан», Леонов, решившийся было написать в тексте «русский», отложил перо и сидел несколько минут, сжимая виски тяжёлыми своими руками: ведь вцепятся опять в самую глотку только за одно слово это. (Слово «русский» в тексте всё-таки появляется.)

Но уже через неделю всякая благость вновь начнёт рассеиваться.

С 24 января «Правда» публикует новые протоколы допросов в рамках расследования троцкистско-зиновьевского заговора. Пятаков, Радек и прочие подробно рассказывают о том, какие они негодяи.

«Правде» помогают все крупные издания, включая «Литературную газету».

И тут конечно же опять потребовалось деятельное участие «инженеров человеческих душ».

Открытое письмо с требованием «беспощадного наказания для торгующих Родиной изменников, шпионов и убийц» подписывают в «Правде» Фадеев, Алексей Толстой, Павленко, Бруно Ясенский, Лев Никулин.

Здесь же, в рифму, вторит прозаикам поэт Михаил Голодный: «И в гневных выкриках народа, / Как буря будет голос мой: / — К стене, к стене иезуитов!»

На следующий день, 25 января, — множество сольных выступлений, в стихах и в прозе. «Отщепенцы» от Фадеева. «Смерть подлецам» от Алексея Суркова. «К стенке подлецов!» от Владимира Луговского. «Изменники» от Безыменского.

Удивительное время: стихотворные призывы к немедленному убийству с завидной регулярностью публикуются в главной государственной газете.

В тот же день в «Известиях» с отдельной статьёй «Профессоры двурушничества» вновь появляется Бруно Ясенский.

На другой день в «Известиях» же разгромная статья Алексея Толстого и стихи Александра Жарова «Грозный гнев».

Ещё более весомый подбор авторов представлен 26 января в профильной «Литературной газете».

Алексей Толстой: «Сорванный план мировой войны». Николай Тихонов: «Ослеплённые злобой». Константин Федин: «Агенты международной контрразведки». Юрий Олеша: «Фашисты перед судом народа». Новиков-Прибой: «Презрение наёмникам фашизма». Всеволод Вишневский: «К стенке!» Исаак Бабель: «Ложь, предательство, смердяковщина».

Критик Виктор Шкловский пишет: «Эти люди хотели отнять от нас больше чем жизнь: они хотели отнять у мира будущее».

«Отнять от нас…», да-с.

Здесь же совместный текст на ту же тему Самуила Маршака и его двоюродного брата — Ильи Яковлевича Маршака, взявшего псевдоним Ильин. Статья писателя Льва Славина именуется «Выродки». Писатель Александр Малышкин призывает «Покарать беспощадно». И Рувим Фраерман здесь, тот самый, что через два года напишет «Дикую собаку Динго». И даже Андрей Платонов, правда, не столь жадный до крови в своих высказываниях, как иные его коллеги. Борис Лавренёв, к примеру, в том же номере открыто заявляет: «Во имя великого гуманизма… я голосую за смерть!»

Ну и так далее: Сергеев-Ценский, Безыменский, Долматовский, всего 34 литератора, треть которых по сей день носят статус «классиков». Такие времена были.

В числе других появляется и Леонов с памфлетом «Террарий». Леонов, подобно Платонову, не кровожаден, и явно отделывается общей риторикой.

По-видимому, как раз тогда, в начале 1937 года в нём происходит некий слом, и с этого момента он начнёт всячески избегать участия в подобных жутких мероприятиях. Леонов понимает, что эту машину нельзя накормить один раз — её всё время придётся кормить самим собою, своей душою.

Двадцать седьмого января «Известия» публикуют очередной памфлет Бруно Ясенского «Бонопартийцы». Там же «Чудовища» Всеволода Иванова и стихи Николая Заболоцкого: «Мы пронесли великую науку… Уменье заклеймить и уничтожить гада». Самого Заболоцкого арестуют и попытаются заклеймить и уничтожить год спустя; от смертной казни спасёт его лишь то, что он так и не признает обвинения в создании контрреволюционной организации.

Первого февраля в «Литературной газете» выделяется огромный заголовок «Советские писатели приветствуют приговор суда, покаравшего подлую троцкистско-зиновьевскую нечисть» — и на другой странице разворота передаётся «Привет славным работникам НКВД и их руководителю Н. И. Ежову».

Под этими приветствиями соответствующий доклад Фадеева, речь Федина, выступления Новикова-Прибоя и Льва Никулина (последний вообще будет появляться чаще всех иных на этом «пиру», иногда по несколько раз в неделю с публицистическими призывами «карать»).

Генеральную линию в газете продолжают драматург Киршон, поэтесса Вера Инбер, писатели Лев Соболев и Юрий Тынянов: последний заявляет, что «Приговор суда — приговор страны». Молодой Михаил Исаковский вслед за Тыняновым пишет стихотворение «Приговор народа»: «За нашу кровь, за мерзость чёрных дел / Своё взяла и эта вражья свора. / Народ сказал: „Предателям — расстрел!“ / И нет для них иного приговора». Видимо, им обоим звонил один и тот же человек, объяснявший смысл и суть события. И человеком этим, скорее всего, был секретарь Союза писателей СССР, уже не раз упоминавшийся нами Владимир Ставский.

Леонов в те дни трубку телефона вообще не берёт, за него мается жена, которая то о болезнях мужа рассказывает, то о неожиданных отлучках.

В мартовской «Правде» публикуется доклад Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников». И в апреле доходят руки до двурушников из числа литераторов — ими станут вчерашние истовые ревнители чистоты литературных рядов, гроза «попутчиков» — РАПП.

Двадцать третьего апреля в «Правде» выходит статья П. Юдина «Почему РАПП надо было ликвидировать?».

«Вся окололитературная суетня и шумиха, которую развивали Авербах и компания, имела в своей основе троцкистские взгляды», — пишет Юдин.

Для поддержки позиции Юдина привлекают на соседней полосе писателей.

Печатаются фотографии Шолохова, Фадеева и Алексея Толстого, которые, судя по всему, одним своим видом подчёркивают правоту Юдина; никто из них при этом ничего не комментирует, а высказываются здесь же, под чужими снимками, Паустовский («…освободить Союз от всей окололитературной накипи»), Валентин Катаев («…всем известно, что рапповские пережитки ещё довольно сильны»), опять же Лев Никулин, Михаил Слонимский и Самуил Маршак.