Слова, из которых мы сотканы - Лайза Джуэлл

Ее мать была в топике на лямках и хлопчатобумажной юбке с цветочным рисунком, когда сорок минут спустя открыла перед ними дверь. Ее волосы были гладко расчесаны и свисали по обе стороны довольно полного лица, как две каштановые занавески. Мать надушилась и надела красивое ожерелье, что было вполне понятным в ожидании приезда обаятельного молодого кавалера дочери.

– Заходите, заходите, так приятно… ах! – мать сочно расцеловала их, – видеть вас обоих.

Отец Робин был в саду за домом, аккуратно тыкая длинной металлической вилкой кучку сочных стейков. Он был в соломенной шляпе и шортах и держал в другой руке чашку чая. При виде него сердце Робин радостно забилось. С одной стороны, он был большим и мягким, а с другой – сильным и надежным. Она мысленно сравнила его с изможденным мужчиной на кровати в хосписе. Тот мужчина был просто сосудом, почти утратившим душу, частицу которой он передал другим людям в своей сперме. Теперь сосуд опустел. Разумеется, Робин жалела Дэниэла, и он казался приятным человеком. Ей понравился его брат, и ее поразило внешнее сходство между близнецами, но, помимо этого, она не испытывала абсолютно никаких чувств.

– Привет, папа, – сказала она, устремившись в большие, крепкие руки отца и ожидая знакомого и замечательного ощущения его объятия. – Я люблю тебя, – добавила она, уткнувшись носом в ткань его футболки.

– Я тоже люблю тебя, моя маленькая, – сказал отец и поцеловал Робин в макушку. – Как ты себя чувствуешь?

Робин пожала плечами.

– Все нормально, – ответила она и устроилась на деревянном стуле в патио.

– Рад снова видеть тебя, Джек, – сказал отец, протягивая мясистую руку. Джек сел рядом с Робин, а потом из дома вышла мать с охлажденной бутылкой игристого розового вина и четырьмя бокалами.

– Ну, как все прошло? – с тревогой осведомилась она, передав бутылку мужу.

– Ужасно. – Робин передернула плечами. – Совершенно ужасно. Я больше не хочу смотреть, как умирают люди. Это было самое отвратительное зрелище, которое мне приходилось видеть.

Мать поджала губы и кивнула, но ничего не сказала. Робин вздохнула. «Разумеется, мама видела, как умирали ее дочери, – подумала она. – Мама все понимает».

– Извини, я не хотела выражаться так сильно, – сказала она вслух. – Просто это…

– Знаю, – сказала мать. – Я все знаю. Лучше расскажи об остальном. Тебе понравились брат и сестра? Какие они, на кого похожи?

Робин рассказала обо всем: о первой невероятной встрече с ними, о поездке на поезде, о том, как они беседовали взахлеб, стремясь поскорее узнать друг друга и поведать свои истории. Она рассказала о другом брате по имени Томас, который не дожил до конца своего первого года. Она рассказала родителям о симпатичном брате-близнеце и о замечательной подруге Дэниэла с красивыми светлыми волосами. О том, как они рассказали ей, что Дэниэл так и не закончил медицинский колледж и никогда не был врачом, что он провел свою загадочную жизнь в одиночестве, не имел официальных детей и никогда не женился. Робин рассказала, как они с братом и сестрой устремились друг к другу и соединились в непроизвольном объятии у пруда с рыбками после смерти Дэниэла, как хорошо это было и как они договорились встретиться в следующие выходные на барбекю в доме у Лидии. Робин рассказала, что ее брат Дин имеет маленькую дочку по имени Айседора, которую он собирается привезти с собой, и что Лидия живет в огромном доме на севере Лондона, что она изобрела особую краску и заработала миллионы долларов, но не ведет себя как богачка, что она очень простая и общительная, с трогательным валлийским акцентом. Робин рассказала о странном возвращении домой, когда они сидели в полупустом поезде, размышляя о необыкновенных событиях прошедшего дня и пользуясь этими соображениями для строительства планов на будущее. А потом она рассказала кое-что еще. Нечто сумасбродное, нечто такое, во что она сама едва могла поверить.

– Сегодня я приняла решение, – объявила она, ухватившись рукой за колено Джека для моральной поддержки. – Это действительно важное решение. Я больше не хочу быть врачом. Я собираюсь уйти из университета. – Робин немного помедлила. – Дело в том, что я не дала себе ни единого шанса подумать о других возможностях, как будто все было предопределено заранее, как будто это было у меня в крови. Может быть, это и есть у меня в крови, но двое других, Лидия и Дин, сделали собственный выбор. Они принимали решения без оглядки на то, кем был наш донор. Поэтому завтра я встречусь с моим научным руководителем и объявлю о своем уходе, а потом… – Она сделала паузу, потому что последние слова были самыми трудными. – По дороге домой я увидела рекламное объявление на витрине кафе. Им требовалась официантка. И у меня возникло такое странное, ошеломительное ощущение, что это знак для меня. Красивое маленькое кафе со столиками на мостовой, доброжелательная хозяйка. Поэтому я обратилась к ней, и она предложила мне работу! Всего лишь шесть фунтов в час, но я буду получать чаевые, а кроме того, кафе закрывается в семь часов, поэтому мне не придется работать по вечерам; и еще там собираются местные жители, которых я знаю. Я на самом деле буду частью того места, где я живу. И, может быть, потом, когда у меня прояснится в голове, я как следует подумаю и решу, чем мне действительно хочется заниматься. Понимаете, это может прийти ко мне.

Робин замолчала и посмотрела на своих родителей.

– Что вы об этом думаете? – спросила она. – Вы разочарованы во мне?

Наступил момент тишины; потом ее родители улыбнулись, а отец рассмеялся.

– Ну да, – сказал он, сложив руки на объемистом животе. – Да, мы ужасно разочарованы в тебе. Так было и всегда будет. Я имею в виду… – он повернулся к жене, – мы всегда хотели, чтобы наш ребенок обязательно стал врачом, не так ли, любимая? Откровенно говоря, было бы бессмысленно соглашаться на меньшее!

Ее родители расхохотались, и Робин присоединилась к ним. Она встала, обняла родителей и расцеловала их.

– Как мы могли разочароваться в тебе? – спросила мать, погладив волосы Робин. – Ты – наша жизнь. Ты – наше все. Нам все равно, чем ты занимаешься, лишь бы ты была счастлива.

Робин прижалась щекой к материнскому плечу и подумала о своих милых, любящих родителях, о своем добром и прекрасном возлюбленном, слегка безумной лучшей подруге, а теперь еще и о своем ребячливом брате и о тихой, элегантной старшей сестре. Да, она была несомненно, определенно, полностью и совершенно счастлива. И Робин улыбнулась.

Мэгги долго сидела на диване Дэниэла, чтобы ее тело могло оставить четкий и несомненный отпечаток на обшивке. Дэниэл ушел и больше не вернется. Она больше не ощущала необходимости не оставлять никаких следов своего присутствия в его доме. Марк переодевался наверху, а она дожидалась его, чтобы отвезти обратно в хоспис, где тело Дэниэла будут готовить для похорон.

Вернувшись вчера вечером домой из хосписа, она не смогла переключиться на сравнительно нормальное душевное состояние, чтобы немного поспать. Она достала пакеты, которые вынесла из дома Дэниэла несколько недель назад, и начала листать записные книжки. Сегодня она взяла их с собой. Она хотела показать их Марку, потому что записи были на французском, и из той малости, которую ей удалось перевести, они представлялись чем-то важным. Через минуту Марк спустился по лестнице и кивнул.