Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая

время сидел на своем высоком сидении, два телохранителя размещались у него по бокам, еще двое – на три шага впереди, по сторонам, чтобы никто не мог подобраться к нему достаточно близко. Триди стоял у очага, шагах в десяти. Хольти кивнул ему и указал на место чуть дальше первой пары телохранителей, а заодно бросил им по выразительному взгляду – будьте настороже.

Триди медленно подошел, держа на виду пустые руки. Хольти шагнул ему навстречу и сделал знак: извини, так положено. Триди без возражений поднял руки, и Хольти быстро привычно охлопал его, чтобы убедиться, что под одеждой не спрятано оружия. Под тонкой шерстяной рубахой ощущались твердые мышцы, ни капли жира. Такому не надо оружия, чтобы убить. Чем дольше Хольти смотрел на Триди, тем большие подозрения тот ему внушал. Невысокий, не грозный с виду, спокойный, сдержанный, вежливый, тот тем не менее призводил впечатление очень опасного человека. Узловатые мышцы покатых плеч, широкие грубые ладони, а главное – сосредоточенный и безжалостный взгляд чуть прищуренных глаз давали понять, что это человек-клинок. Что всякий рядом с ним жив только до тех пор, пока он не имеет ничего против.

Хольти не сразу решился все же подпустить его к конунгу, а не приказать (от имени конунга, разумеется) хирдманам гнать его из усадьбы подальше. Но Триди поклялся именем Одина, что Эйрик Берсерк кровный враг и ему. Если это правда, то такой человек может быть и в самом деле полезен больше, чем пятеро честных бондов, которых угроза войны оторвала от посевов и овец.

– Конунг, вот человек по имени Триди, – сказал Хольти, подойдя к Бьёрну сбоку и склонившись к уху. – Он – кровный враг Эйрика и говорит, что знает нечто, способное его погубить. Не желаешь ли его выслушать? По виду он человек толковый.

Бьёрн конунг окинул незнакомца хмурым взглядом.

– У меня тут каждый день теперь сотня Сигурдов и Старкадов, уверенных, что знают, как победить рыжего ублюдка, если только он не будет противиться. Болтать языком все мастера, а вот пойти и сделать – все надеются на старого Бьёрна. Этот по роже – сущий разбойник, хоть и тихий с виду. Так? – Он впился в лицо Триди пристальным взглядом. – Ты – разбойник, а? Не рассказывай мне, будто кроме стрижки овец в жизни ничем не занимался!

– Бывало разное, конунг, – вежливо ответил Триди. – Не могу сказать, что всегда был человеком смирным и не добывал себе имущества с оружием в руках.

– Тебя, поди, у Харальда объявили вне закона?

– Не думаю, конунг. Когда я оттуда уходил, такого не было. Но и назад меня никто там не ждет.

– Чего тебе надо?

– Гибели Эйрика Берсерка.

– Нам всем это надо!

– Но я знаю к тому верный путь.

– Говори быстрее. Тут еще сотня таких толпится, и все знают верный путь! Не знаю, отчего слушаю тебя…

– Тебе известно, конунг, это у Эйрика имеется вирд-кона – колдунья, что ворожит с пряжей, привлекая на него удачу и защищая от чужих чар…

Бьёрн конунг слегка переменился в лице, а Хольти – еще сильнее. С того дня как он заменил конунга в обряде, «малая вёльва» не шла у него из ума. Но и самого себя он стал ощущать несколько другим человеком, как будто часть божественного духа задержалась в нем. Он стал менее льстив и приветлив, за что Бьёрн не раз уже бранил его и даже кидал в него разными предметами, положение раба стало сильно тяготить его, хотя мало нашлось бы рабов, ведущих более легкую и сытую жизнь.

– Известно, – обронил Бьёрн. – Если это все не бабская болтовня.

– Вирд-кона Эйрика сейчас находится при нем.

– Не может этого быть! – не поверил Бьёрн. – Вирд-кону прячут и не таскают с собой, к тому же на войну!

– Два дня назад я сам видел ее в Кунгсгорде, клянусь Одином. Она состоит при Эйрике, подает ему чаши и проводит ночи с ним в спальном чулане.

– Эка невидаль, что при этом жеребце имеется бесстыжая бабенка! Откуда тебе знать, что это его вирд-кона?

– Этого позволь мне не открывать. У меня к этой женщине свои счеты. И я тебе предлагаю вот что. Мы истребим ее, и тогда Эйрик лишится удачи и будет легко побежден. Я помогу тебе в этом как угодно, а за это ты передашь мне все имущество этой женщины, которое при ней окажется.

– Имущество?

– У нее есть кое-что, принадлежащее мне. Ничего, что имело бы ценность для кого-то другого, но для меня это память о моих старших братьях. Эйрик отнял у нас эти вещи.

К тому времени, заслышав, что речь идет о женщине, вокруг Триди собралось довольно много народа. Подошел и Бьёрн Молодой.

– Но кто это? – спросил конунгов внук. – Что за женщина?

– Она называет себя Хравнхильд, но это не настоящее ее имя. Ее легко будет узнать… Согласен ли ты, конунг, на мои условия? Тогда я опишу тебе ее.

– Ее тряпки и побрякушки мне без надобности, – ответил Бьёрн, обдумывая услышанное. – Но можешь ли ты поручиться…

– Эта женщина – из рода колдунов. И отец ее, и тетка по матери, и дед с бабкой были знатными колдунами и причинили в своей округе людям много зла. Это многие могут подтвердить, в том краю их все знают. И такое рассказывают о ее, к примеру, бабке, что неловко повторять. А тетка этой женщины много лет была в чести у Алов из усадьбы Тюлений Камень…

– Этой потаскухи.

– И неслучайно, что эти две женщины были так дружны…

– Если она так сильна в колдовстве, к ней будет не так-то легко подобраться! – неприязненно кривя рот, заметила госпожа Сольвейг. – Такие бабы увертливы, как блохи.

– Поэтому здесь и нужна удача конунга в соединении с отвагой и хитростью, – ответил Триди.

– Говори! – велел Бьёрн.

Он успел обдумать дело. Совсем недавно вирд-кона Эйрика сгубила его собственную – госпожу Трудхильд, а с тем едва не погубила и его самого. Но найти, где она и кто она, обычными способами было невозможно, ведь даже сам Эйрик никогда с нею не виделся. Если и правда удастся выследить, а потом истребить или захватить вирд-кону Эйрика, то победу можно считать решенным делом. Ради этого не жаль отдать все, что у нее окажется при себе.

– Это молодая женщина, не более двадцати пяти лет, хотя старше двадцати. Она высокого роста, худощавого сложения. У нее красивые светлые волосы, белая кожа, легкий румянец. Лицо продолговатое, черты правильные, но жесткие, подбородок твердый, как у мужчины.