Брошенное королевство - Феликс В. Крес

— Из этого следует, что ты разговаривал не с тем человеком. Завтра трибуналом в Лонде будет руководить кто-то другой.

— Еще до всего этого, — объяснил Рбит, — Арма послала письмо императрице. Это жалоба на представителя, который пытался втянуть ее в скандал. Арма утверждает, что императрица наверняка поверит ее письму и, соответственно, воспримет доклад представителя о судебных злоупотреблениях как продолжение той же игры. Императрица Верена знает Арму и наверняка не поверит, что наместница в самом деле наделала столько глупостей. Скорее она увидит в этом отвратительную интригу брата, которого нисколько не уважает. Так утверждает Арма. Если она выиграет, ее позиция укрепится, вместо того чтобы ослабнуть. Все урядники трибунала наперегонки будут ластиться к начальнице, которую ненадолго покинули, а представителю с тех пор придется искать действительно серьезные доказательства, желая обвинить ее в малейшем проступке.

— Ясное дело, — подытожил Глорм. — Я лишь на мгновение усомнился в Арме, и уже об этом жалею.

— Тевена умерла, — сказал Рбит.

Глорм молчал, ошеломленный услышанным.

Рбит описал подробности, которые до этого опустил, желая сжато изложить основные события.

— Очень неприятных друзей нашел ты себе на Агарах, — наконец сказал он.

Крагдоб молчал. Усталый Рбит не собирался ему мешать.

— Ты этого не поймешь, — проговорил наконец Глорм, вставая и идя к стене, на которой, похоже, заметил какое-то пятно, после чего поскреб его ногтем. — Раладана не обвиняет даже Арма. А Риди… Риди — это просто зараза. Нужно ее избегать, и все. Вместо этого кто-то притащил ее в Лонд, тот, кого я просил хорошо подумать. Что ты теперь скажешь? Что я очень неприятного отца нашел себе на Агарах?

— Я действительно не понял. Убей отца, если он стоит у тебя на пути, — безразлично ответил кот. — Но заразу тоже нужно убить, если только это возможно.

— Да, тут ты, похоже, прав. Что касается заразы — ясное дело. Но эта зараза — все, что необходимо моему другу, ибо Раладан — друг, может быть, последний, которого я обрел за свою жизнь. И потому, если я даже когда-нибудь убью эту заразу, то мне придется вместе с ней убить и друга. А виноват во всем один старый дурень, по непонятным причинам именуемый мудрецом. И снова скажу: если ты даже знаешь и понимаешь, что значит быть чьим-то отцом или сыном, то наверняка этого не почувствуешь.

— Ладно, Глорм, это уже в самом деле чересчур людской разговор, даже для кота, который все же может приспособиться… Я не отправлюсь прямо завтра на Агары, но если встречу когда-нибудь твою Риди, то лишу ее второго и последнего глаза. Раладана я знаю, но он никогда не был моим другом, и я ничем ему не обязан. А Тевене — наверняка.

Рбит поднялся и поочередно вытянул лапы, разминая кости и мышцы.

— Сейчас я иду спать и собираюсь ничем другим не заниматься восемь дней.

— Почему именно восемь?

— Потому что через два или три дня сюда доберутся наши гвардейцы, которых одолжила Арма. А ровно через девять дней тот отряд переодетых появится в горном убежище, и эти трое смогут нас туда отвести. Это в дне пути отсюда.

— Ты собираешься туда идти?

— Не знаю. Решу через восемь дней.

— Наверное, достаточно будет послать группу солдат с хорошим командиром?

— Наверняка. Решу через восемь дней. Где Лучка? Выздоровела?

— Умерла.

Рбит на мгновение наклонил большую голову.

— Мы очень плохо поступили, позволив ей остаться в горах, — сказал он. — Эта девушка заслуживала лучшей судьбы, Глорм.

— Знаю, Рбит. Я пытался ее спасти, но было… как обычно, слишком поздно.

Кот не стал спрашивать, что означает «как обычно».

То, что Тевены нет в живых, Басергор-Крагдоб по-настоящему осознал только посреди ночи. Его разбудила стучавшая о стену ставня, он встал и прикрыл ее. Потом долго лежал, восстанавливая в памяти хриплый голос большого кота. Несколько слов, в которых был заключен еще один конец.

Не стало некрасивой женщины, которая когда-то столь тепло обнимала его голову…

Следовало ли написать об этом Ивину? О том, что нет больше Тевы, чьей-то матери, чьей-то подруги… Написать или в очередной раз отвернуться, ибо это уже не его дело?

Он решил, что все же напишет. И написал бы — но не успел.

Басергор-Крагдоб даже и не думал продираться через заливаемые дождем горы к каким-то мерзким пещерам, где он мог обнаружить два десятка незнакомых детин, готовых зарезать любого. Еще сидя на Агарах, он объяснял княжне Ридарете, что не для того существуют вооруженные отряды, чтобы каждого врага резать лично. Никто его никогда не спрашивал, но (насколько же это не соответствовало мрачной легенде, которая его окружала!) он не любил убивать.

Он любил чувствовать собственную силу, но сила эта выражалась во власти над другими. Он убивал, когда считал нужным, само сражение тоже доставляло ему не сравнимые ни с чем ощущения, но при наличии выбора он выбрал бы поединок на дартанской арене. И не признался бы в этом, поскольку турниры считались чем-то смешным, хотя на самом деле такими не были. Каждый мог там погибнуть — но, соответственно, не каждый должен был убить побежденного противника, что в горах являлось правилом и необходимостью. И необходимость эта никогда не радовала Короля Тяжелых гор.

Он не собирался отправляться с Рбитом.

Кот, однако, основательно все продумал — хоть это и не заняло у него целых восемь дней, как он утверждал, — и пришел к выводу, что все же стоит приложить лапу к вооруженному решению проблемы. Громбелардское королевство, столь быстро покоренное и собранное воедино, уже снова имело своих властителей, к которым сбегались все. Карательные вылазки в горы постепенно лишались смысла, поскольку идущие к обнаруженным убежищам и высокогорным селениям отряды почти всегда еще по пути встречали противника, который тут же сдавался и просил принять его в ряды победоносной армии. Не любившим делиться добычей и славой верзилам Басергора-Крагдоба было строго приказано не убивать врага без нужды, ибо никакие кровавые примеры уже не требовались. Так что со всех сторон света с большей или меньшей охотой собирались полные энтузиазма банды, которым признание власти повелителей гор давало возможность так или иначе жить, в то время как любые мечты о независимости вели прямиком под мечи. Громбелард был завоеван и покорен, и теперь ему требовалось лишь время, чтобы восстановиться.

А оживал он довольно быстро. Неожиданно быстро. Остатки обитателей горных городов еще не представляли собой никакого «населения», но в него превращались сидевшие там в бездействии банды, которым запрещено было устраивать грабительские набеги на Низкий Громбелард и дальше на пограничье. За бездействие Крагдоб платил — сущие медяки, но этих медяков хватало, чтобы их захотели получить все более осмелевшие торговцы. Естественно, ради одних лишь медяков не было смысла приезжать в Бадор, а тем более в Громб, но ответственные за снабжение офицеры Крагдоба на месте покупали любое количество еды и напитков, а это уже была настоящая торговля. Умирающие от скуки толпы разбойников, сдерживаемые лишь страхом, сбегались отовсюду, покупая за свои медяки самую некачественную водку.