Сказка со счастливым началом - Галина Маркус

– Вспомни маму и Вову! – перебила Ирина. – Он ведь изменял ей по-чёрному! Да и Жанночке своей изменял бы, если бы не пил столько раньше… теперь уже силы не те.

– А зачем вспоминать Вову? – ещё больше вскинулась Соня. – Тоже мне, пример! Козлы в любом возрасте бывают! И старше, и младше… Талдычите все одно и то же! И никто, никто не может за меня просто… просто меня… Да ладно, всё! Хватит!

Она прервалась, и обе зло замолчали. Соня уже пожалела, что полезла в бутылку – всё равно бесполезно. Но так хотелось, чтобы кто-то из близких понял её, наконец!

Тем временем Ира уже несколько секунд смотрела на Соню в сомнениях, словно решаясь.

– Тёть Ир… Я пойду, ладно? Вы не сможете понять… Хотя бы поверьте – мне хорошо сейчас… при всех наших трудностях – мне никогда в жизни не было так хорошо!

Но та как будто не слышала, думая о своём.

– Сонь… Понимаешь… Никому никогда не говорила, – внезапно произнесла она, и губа у неё нервно дёрнулась. – Но… мучает меня это.

Ира потянулась в карман халата, достала пачку сигарет, вынула одну, но не зажгла, только принялась вертеть в руке.

– Ты уж выслушай, будь добра… И не осуди. Расскажу, может, легче станет, а то после смерти Марочки просто вся извелась. И тебе… урок.

– О чём вы? – не поняла Соня.

– Сонь… Сама себе никогда не прощу, но у меня с твоим отчимом… кое-что было, – Ира подняла на неё глаза и сразу же опустила, уставившись в пол. – Видишь ли, ты – взрослая женщина, всё понимаешь. А Лёшенька… В общем, ему пятьдесят три уже было, и он к тому времени… Нет, ну не то, чтобы совсем, но ведь мне было всего тридцать шесть. Сонечка, я всё знаю, как это подло, но… уступила слабости, мне ведь тоже хотелось… Володя был такой красивый, руки сильные, ох… Я держалась столько, ночью аж скрючивало. А потом…

– Зачем вы мне это рассказываете? – Соня зажмурилась в тоскливом отчаянии. – Слава Богу, мама не знала… И я не хочу знать!

Ну вот, ещё одним горем для Мары больше, хоть это и в прошлом, и ей теперь всё равно… Но зато Соне будет ещё тяжелее. Значит, и лучшая подруга её предала.

– Мама… – Ира посмотрела как-то странно, – в том-то и дело, что знала. Она нас застала.

– Как это? – Соня изумлённо уставилась на неё.

Она не помнила никаких конфликтов по этому поводу. Может, как-то сгладилось между ними потом – уже после развода с Вовой? Но Ира всегда приходила в их дом, без длительных перерывов, и до последнего момента была самой желанной гостьей. Выходит, мама «по-божески» помогала своей обделённой мужской лаской подруге, добровольно предоставляя ей мужа? Ну нет, это уже чересчур!

– Я… сама не пойму. Но она всю жизнь вела себя так, как будто не знает. Я – вот тебе крест, больше и смотреть на Володю не могла, так мне было стыдно, – заспешила Ирина. – Тогда Анечка приболела, и Мара не повела её в садик. А у меня – отпуск как раз, я сама и напросилась с маленькой посидеть. Мама твоя ушла на работу, ты – в школу, Анечка уснула, а мы… В общем, Мара вернулась – беспокоилась за Анечку, ты же её знаешь, проведать прибежала. Ну а мы тут… в самом разгаре. Мара посмотрела и ушла в кухню. Стала там чем-то греметь, разогревать. И всё молчком. Я, конечно, одеваться. Хотела просто убежать, а не смогла. Вова так презрительно хмыкает – мол, она сама виновата, не додаёт, старая стала. Может, она даже слышала, не знаю. Я выползаю на кухню – слезами обливаюсь, в ноги ей грохнуться готова. А она так спокойно ко мне поворачивается: «Ира, обедать будешь? Я всё разогрела, садись…»

И я – представляешь – села! И Вова пришёл – и стал жрать! И так мы молча обедали, а она нам подавала. И мы все делаем вид, что ничего не было. Я с тех пор борщ вообще есть не могу… Давлюсь сразу, как вспомню.

– А потом?..

– Потом… Я внушила себе, что она ничего не видела. Называется, не верь глазам своим. Но к Вове больше – ни-ни. Хотя он и пытался…

– А мама… – Соня была потрясена. – Как она… дальше…

– Сонечка, она и раньше знала, что он ей изменяет. И всё ему прощала. Я не знаю, сумела бы вот так или нет, даже если бы очень любила…

– Я не про Вову, – жёстко сказала Соня. – Про Вову я и сама знаю. Как она дальше с вами… не понимаю…

Ирина скривилась, словно собиралась заплакать.

– И я не понимаю, – обречённо кивнула она. – Она должна была прогнать меня, навсегда. Пожалела, наверное… Ведь тогда бы и Лёша всё понял. И… Сонечка, у меня же никого, кроме неё… никого дороже. Даже детей своих – только вы. А ты? Ты бы простила? Смогла?

– Нет, не смогла бы, – резко сказала Соня и отодвинула стул. – Зря вы мне это всё рассказали.

Она уже поняла, что не похожа на мать. Что предательства не простила бы Мите никогда, не то что самого факта – даже вожделеющего взгляда на другую женщину. Что её требования к людям намного отличаются. Мара, возможно, была почти святой. Но Соня могла быть только собой.

– Ты теперь будешь меня презирать, да? Ненавидеть?

– Кто я такая – презирать? А ненавидеть… Если мама не ненавидела…

– Пойми, для чего я это тебе рассказала, – обрадовалась Ира, подобострастно ловя её взгляд. – Не только ведь ради себя, чтобы облегчить… Подумай: если ты не сможешь простить измену, этот парень – не для тебя.

– Пожалуйста, тётя Ир, можно, я пойду?

– Соня, Соня, ты только пойми – я желаю тебе, чтобы ты не повторяла судьбу Марочки!

– Оставьте меня в покое, наконец… – умоляюще произнесла Соня. – Вы все живёте, как вам нравится… Дайте и мне жить!

– Соня! Но кто же тебе посоветует… Ты на меня очень сердишься, да?

– Я не могу больше… Мне очень плохо, – сказала Соня. – Отпустите меня.

Ира посеяла в её сердце новую боль. Нет, Соня всецело доверяла Мите – когда была в здравом рассудке. Но помрачения, когда она оставалась одна, между его звонками, не зная, где он и что делает, находили на неё всё чаще. Она не боялась, что он изменяет ей сейчас. Она боялась представить, что это случится когда-нибудь. Красочная картинка, нарисованная Ирой – чтоб ей! – стояла перед глазами. Вот Соня прибегает домой, как тогда мама, входит в комнату и видит… Митя в постели с Катей, целует её, ласкает… или – всё то же самое, только с Наташей, этой короткошеей грудастой девицей – Соня прекрасно представляла её обнажённой. Как в страшном сне привиделось ей однажды, что Митя изменяет ей с Анькой. Ведь для Мары Ира была больше, чем родная сестра. Что, что бы тогда сделала Соня? Ушла бы, далеко-далеко, шла бы так – дни, недели, годы и никогда, никогда не возвращалась!

Митя замечал, что с ней что-то происходит, но не могла же она рассказать ему это… Конечно, он высмеял бы её, утешил, но что толку, если он сам не знает, что будет с ним завтра – ведь люди меняются.

Соня тоже замечала, что Митя бывает подавлен или расстроен, и понимала, с чем это связано – мать продолжала действовать ему на нервы. Визит Валерии ничего не изменил, и в бескорыстность Сони никто не поверил – мать утверждала, что та отказалась от крохотной части, дабы когда-нибудь заграбастать себе всё.