Ключи Пандоры - Георгий Ланской

— Еще чего!

А Юля добавила:

— Тебя учить — только портить!

Улыбка на губах Кирилла моментально исчезла. Ну что за несносная девица! Испортила все торжество момента!

— Что ж, — сказала Юля, словно не заметив его раздражения, — пожалуй, я пойду. Вечером приезжает муж. Надо встретить его во всеоружии! Никита, ты идешь?

— Иду, конечно, — ответил тот. — Надо ж посмотреть машину. Ты в салон?

И вдруг протянул руку через стол и хлопнул Кирилла по плечу:

— Не журись, майор! Ты ведь лучший в мире опер! А мы, если что…

— Вот только не надо «если что»! — вскинулся Миронов, а лицо его покраснело от злости. — Валите! И чтоб я вас никогда близко не видел!

— Слушаюсь! — вытянул руки по швам Никита, и, не будь он в сандалиях, щелкнул бы, наверно, каблуками. — До встречи, Кирилл! — И заметив, как сердито блеснули глаза майора, прижал руку к сердцу: — Исключительно за рюмкой коньяка! Новую машину ведь обмыть надо!

— Обмоем! — вяло ответил Миронов и посмотрел в кружку.

В остатках пива плавала муха и, отчаянно барахтаясь, старалась дотянуться мохнатыми лапками до стенок стеклянной тюрьмы. Майор скривился и выплеснул пиво на траву.

«Ну и пусть прикалываются! — мрачно подумал он, глядя, как муха дрыгает лапками и пытается расправить слипшиеся крылья. — Тоже мне, умники! Где б они были, если б не я!»

Генерал Бабушкин с удовлетворением дочитал доклад и посмотрел на своих подчиненных, застывших на своих местах в ожидании очередной взбучки.

— Ну что, — задумчиво сказал он, — хоть и опростоволосились слегка, но все равно молодцы!

У подчиненных отлегло от сердца. Они расслабленно откинулись на спинки кресел и даже заулыбались.

— Значит, все-таки хохлы? — задумчиво сказал Бабушкин, глядя в досье Завадского.

— Вернее, их западные координаторы, — подтвердил Саблин.

Его лицо было серьезным, но в глазах пряталось плохо скрываемое торжество.

— Незавидная судьба! — хмыкнул Бабушкин. — Французский легион, Приднестровье, Чечня, Югославия, Южная Осетия… Везде отметился! Русский парень, но как ему промыли мозги!

— Это все девяностые! Потерянное поколение! — вздохнул Саблин. — Ни идеи, ни денег. А парень он крепкий: дзюдо, лыжи… И мозги неплохие достались. Родители его в Спитаке жили, строили там электростанцию. Погибли во время землетрясения. Вот и остался без руля и ветрил! Жаль, конечно, но на нем столько грехов, что вряд ли все отмолит на зоне!

— Потерянное поколение? — поморщился генерал. — Вы вон с Глызиным не потерялись!

— Нам больше повезло! — Саблин бросил быстрый взгляд на Глызина и едва заметно подмигнул ему. — Хорошие наставники были!

— Ладно, ладно! — скептически хмыкнул Бабушкин и потер пальцами виски. — Лучше скажи: что там со Шмелевым? Будем использовать его дальше?

Саблин помедлил с ответом.

— Я считаю это нецелесообразным! — твердо произнес он. — Он, бесспорно, умен, наблюдателен, по-хорошему агрессивен и способен в экстренных ситуациях действовать крайне нестандартно. Но Шмелев при этом обладает серьезным недостатком — у него авантюрный характер. Для серьезной работы это существенная помеха.

— Значит — нет?

— Определенно — нет!

Бабушкин еще раз взглянул в досье Завадского и с шумом захлопнул папку.

— Ну, на нет и суда нет! — весело сказал он. — Пойдем-ка по домам, ребятушки! Ведь сегодня — выходной!

Психотерапевт Иван Кравцов сидел у окна в мягком плюшевом кресле. Из открытой форточки доносился уличный гул; дерзкий весенний ветер трепал занавеску и нагло гулял по комнате, выдувая уютное тепло. Джек (так его величали друзья в честь персонажа книги про доктора Джекила и мистера Хайда) чувствовал легкий озноб, но не предпринимал попыток закрыть окно. Ведь тогда он снова окажется в тишине — изматывающей, ужасающей тишине, от которой так отчаянно бежал.

Джек не видел окружающий мир уже месяц. Целая вечность без цвета, без света, без смысла. Две операции, обследования, бессонные ночи и попытки удержать ускользающую надежду — и все это для того, чтобы услышать окончательный приговор: «На данный момент вернуть зрение не представляется возможным». Сегодня в клинике ему озвучили неутешительные результаты лечения и предоставили адреса реабилитационных центров для инвалидов по зрению. Он вежливо поблагодарил врачей, приехал домой на такси, поднялся в квартиру и, пройдя в гостиную, сел у окна.

Странное оцепенение охватило его. Он перестал ориентироваться во времени, не замечая, как минуты превращались в часы, как день сменился вечером, а вечер — ночью. Стих суетливый шум за окном. В комнате стало совсем холодно.

Джек думал о том, что с детства он стремился к независимости. Ванечка Кравцов был единственным ребенком в семье, однако излишней опеки не терпел абсолютно. Едва научившись говорить, дал понять родителям, что предпочитает полагаться на свой вкус и принимать собственные решения. Родители Вани были мудры, к тому же единственный сын проявлял удивительное для своего возраста здравомыслие. Ни отец, ни мать не противились ранней самостоятельности ребенка. А тот, в свою очередь, ценил оказанное ему доверие и не злоупотреблял им. Даже в выпускном классе, когда родители всерьез озаботились выбором его будущей профессии, он не чувствовал никакого давления с их стороны. Родственники по маминой линии являлись врачами, а дедушка был известнейшим в стране нейрохирургом. И хотя отец отношения к медицине не имел, он явно был не против, чтобы сын развивался в этом направлении.

Ожесточенных споров в семье не велось. Варианты дальнейшего обучения обсуждались после ужина, тихо и спокойно, с аргументами «за» и «против». Ваня внимательно слушал, озвучивал свои желания и опасения и получал развернутые ответы. В итоге он принял взвешенное решение и, окончив школу, поступил в мединститут на факультет психологии.

Ему всегда нравилось изучать людей и мотивы их поступков, он умел докопаться до истинных причин их поведения. Выбранная специальность предоставляла Джеку широкие возможности для совершенствования таких навыков. За время учебы он не пропустил ни одной лекции, штудируя дополнительные материалы и посещая научные семинары. К последнему курсу некоторые предметы студент Кравцов знал лучше иных преподавателей.

Умение видеть то, чего не видит большинство людей, позволяло ему ощущать себя если не избранным, то хотя бы не частью толпы. Даже в компании близких друзей Джек всегда оставался своеобразной темной лошадкой, чьи помыслы крайне сложно угадать. Он никогда не откровенничал, рассказывал о себе ровно столько, сколько нужно для поддержания в товарищах чувства доверия и сопричастности. Они замечали его уловки, однако не делали из этого проблем. Джеку вообще повезло с приятелями. Они принимали друг друга со всеми особенностями и недостатками, не пытались никого переделывать под себя. Им было весело и интересно вместе. Компания образовалась в средних классах школы и не распадалась долгие годы. Все было хорошо до недавнего времени…