Примкнуть штыки! - Сергей Михеенков

– Кто позади нас, сержант? Есть ли какое усиление?

– Никакого, товарищ майор. Только заградзастава, – сказал он и подумал: «Что это, я передаю ему командование участком?» – Наша задача, повторяю, продержаться до полудня и затем отойти к мосту через реку Шаня. Это за станцией, перед Медынью. При поддержке артиллерии, товарищ майор, мы вполне сможем выполнить поставленную задачу.

– При поддержке артиллерии… Сержант, ты всё-таки сумасшедший. Или просто не был в бою. Бредишь. Два орудия с минимальным боекомплектом. А знаешь, сержант, как они атакуют? Вначале авианалёт, потом обрабатывают из орудий и миномётов. А после всего этого пускают танки и бронетранспортёры с пехотой. На каждом бронетранспортёре – крупнокалиберный пулемёт.

– Я знаю, товарищ майор, как они атакуют. И знаю приказ – держаться до полудня. Так приказал капитан Старчак. Приказ не отменён, а значит, должен быть выполнен тем силами и средствами, которые мне приданы и на которые мне приказано рассчитывать. То есть на вас.

– После первой же атаки у меня в полку осталось всего два батальона и ни одного комбата. Все противотанковые орудия – кверху колёсами… Ладно, сержант, чёрт с тобой и твоим капитаном Старчаком. Раз судьба нам остаться здесь, то что ж… Умрём здесь.

Месяц светил и светил. Иногда казалось, что он движется. Чем ближе к рассвету, тем становилось холоднее. Воронцов потрогал нывшее, не дававшее покоя предплечье.

– Товарищ майор, – спросил Воронцов, – у вас есть врач или фельдшер?

– Есть. А что? Кто-то ранен?

– Рана так себе, пустяковая. Но нужна перевязка.

– Кому?

– Мне.

– Есть-есть, и прекрасный хирург. Из миномётной роты. Ополченец. Карамышев, приведи сюда Гутмана. С саквояжем. Скажи, Алексеев зовёт, командира боевого участка перевязать надобно срочно.

– Гутман? Немец? – насторожился Воронцов.

– Нет, он не немец – еврей.

«Пусть лучше будет еврей, чем немец», – подумал Воронцов.

Из книги немецкого историка и публициста Пауля Кареля «Восточный фронт»: «Наступление на Москву являлось, по сути дела, битвой за дороги. Летом они служили жизненно важными для армии артериями, по которым поступали боеприпасы и снабженческие грузы. Но теперь, с наступлением зимней грязи, когда все просёлки, не говоря уж о бездорожье, превратились в непролазное месиво, от дорог зависели не только поставки всего необходимого для передовых частей, но и сами действия танкистов и пехоты. Для наступающих непогода становилась серьёзной помехой, зато она играла на руку обороняющимся. Обойти прикрывавшие перекрёстки, доты и дзоты удавалось всё реже. Их приходилось брать, атакуя в лоб. Поэтому битва за Москву становилась битвой за каждый перекрёсток на пути к ней».

Из сводки о положении на Восточном фронте отдела по изучению иностранных армий Востока генерального штаба сухопутных войск Германии за октябрь 1941 г.

Сводка № 115 от 8 октября 1941 г.:

«Создаётся впечатление, что противник не имеет в своём распоряжении крупных сил, чтобы остановить продвижение немецких войск восточнее Вязьмы. В котле южнее Брянска усиливается давление противника в юго-восточном направлении в районе Сузёмка. Перед северным флангом противник, видимо, намерен отступать до рубежа р. Волга…

Силы противника, окружённые перед 4-й и 9-й армиями, оказывают, если не считать отдельных контратак, лишь локальное сопротивление…»

Сводка № 116 от 9 октября 1941 г.:

«Брянский котёл закрыт. Из него и из вяземского котла противник предпринимает попытки прорыва в восточном направлении. Слабыми силами, действующими в основном вблизи главных дорог, противник пытается сдержать продвижение передовых частей. Сведений о переброске крупных сил с востока или участков других фронтов пока не поступало…

По показаниям военнопленных противник располагает в районе Москвы лишь частями НКВД и милиции (артиллерии нет, тяжёлого вооружения мало)…

Перед восточным флангом 4-й армии ещё держатся слабые группы противника на участках вблизи важных дорог, а также на восточном берегу р. Жиздра, по обе стороны Козельска и западнее Калуги, у автострады под Гжатском – части трёх дивизий. Этими силами противник, вероятно, будет пытаться замедлить дальнейшее продвижение наших войск. Подтягивание новых сил с востока не наблюдалось, напротив, воздушной разведкой установлено интенсивное движение в тыл по железной дороге (в том числе и воинских эшелонов) и движение мотоколонн по автостраде в направлении от Москвы.

Силы противника, окружённые в котле западнее Вязьмы, под прикрытием арьергардных частей пытаются прорваться на восток…»

К рассвету 10 октября 1316-й стрелковый полк в количестве шестидесяти пяти человек и взвод 45-миллиметровых орудий одного из ИПТАПов РГК[3] заняли оборону по фронту линии окопов группы Воронцова справа и слева от просёлка.

После перевязки Воронцову стало легче. И сразу неодолимо поклонило в сон. Чтобы не уснуть, он пошёл осмотреть окопы. С ним подхватились из своих ячеек и Алёхин с Зотом.

Линия окопов уходила теперь вправо и влево. Везде шла работа. В березняке, позади стрелков, окапывались артиллеристы. Торопливо зарывали в землю орудия, расположив их уступом, как делали это курсанты.

– Красота! – цокал языком Зот, оглядывая ожившую опушку. – Истинно ж сказано, что с хорошим командиром солдат – и противу смерти не сирота.

И по тому, как Зот посмотрел на Воронцова, он понял, что эти слова обращены к нему. «Эх, Зот Федотыч, Зот Федотыч, – мысленно отвечал Воронцов похвальному слову своего бойца, укрепились мы вроде бы и неплохо, и народу у нас побольше, и просто так уже нас не возьмёшь, но если немцы попрут серьёзной колонной, с бронетехникой, бой для нас не может быть успешным и продолжительным».

– Как рука, сержант? – окликнул его майор, когда они проходили мимо НП комполка.

От НП к артиллерийским позициям тянулся черный телефонный провод. Худощавый светловолосый сержант в распахнутом ватнике и в пилотке, круто и щегольски сбитой набок, возился возле телефонного аппарата в потёртом деревянном футляре.

– Але! Але! Суржиков! Чего молчишь, морда? – весело кричал сержант в телефонную трубку. – Эх, Суржиков, возьмусь я за вас! А вот увидишь, как!.. Пайку урежу! Понял? Але! Второй?

«Зачем им телефонная связь, – подумал Воронцов, – всё равно на прямой наводке стоят. Командовал бы прямо оттуда, от своих орудий». Но вспомнил, что и капитан Россиков во время боя всегда был рядом с ротным, следил в бинокль за передвижением немцев, засекал их огневые точки. Постоянно в ходе боя с их НП в тыл, к батареям, выскакивали связные и уползали как ящерицы, унося листки с координатами и приказаниями.