Забытая девушка - Карин Слотер

class="p1">– Эх, вот бы моя жена была здесь и сказала моему боссу перестать бить меня по яйцам.

– Ну, я уверена, что твоя жена ни хрена не расцелует их, чтобы не было бо-бо. – Комптон сделала глубокий вдох, снова возвращаясь к роли босса, и обратилась к Андреа: – Судья попросила дать ей поговорить с вами. Полагаю, она хочет выразить свою благодарность, но давайте недолго. Доктор Вон угасает. Он не протянет до утра.

– Да, мэм.

Комптон указала на коридор, но было легко вычислить палату Франклина Вона. Двое маршалов стояли по обе стороны двери. У каждого из них была такая мускулистая грудь, что они были похожи на воздушные шары. Каким-то образом они узнали Андреа. Один кивнул ей. Другой открыл дверь.

Андреа ожидала услышать жужжание и писк аппаратуры, но в комнате было тихо. Единственным источником света была лампочка, прикрепленная над зеркалом в ванной. Кто-то оставил дверь приоткрытой, чтобы было не так темно.

Судья Эстер Вон сидела на деревянном стуле напротив постели своего мужа. Огромный кейс, который она спасла из пожара, стоял у ее ног. Ее внимание было приковано к мужу. У Франклина Вона не было ни трубок, ни капельниц, ни даже катетера для подачи кислорода. Очевидно, ему оказывали паллиативную помощь.

Андреа пихнула леденец от кашля за щеку.

– Мэм?

Плечи судьи вздрогнули, будто Андреа прокричала это слово. Но она не обернулась. Просто сказала Андреа:

– Присаживайтесь, маршал.

Андреа оглянулась. С другой стороны больничной койки стояло большое кожаное кресло, какие стоят почти в каждой палате по всей стране. Андреа просидела в точно таком же бессчетные часы, пока ее мать восстанавливалась после многочисленных операций из-за рака груди.

Она обошла постель. Но не села. И не взглянула на Франклина Вона.

– Шеф Комптон сказала, что вы хотите видеть меня, мэм?

Эстер медленно подняла подбородок. Она изучила Андреа, ее покрытое сажей лицо и грязный больничный халат.

– Спасибо.

– Всегда к вашим услугам, мэм. – Андреа почувствовала, что ее горло начинает зудеть и она вот-вот закашляется. – Мне жаль, что доктору Вону стало хуже. Вам что-нибудь нужно?

Судья молчала. Андреа вслушивалась в неглубокое дыхание Франклина Вона. Она машинально начала считать вдохи и выдохи. Она будто снова оказалась в палате своей матери. Днями напролет Андреа следила за каждым вдохом Лоры, записывала все необходимые лекарства и анализы и вскакивала при каждом движении Лоры, будто, если она хоть на секунду потеряет бдительность, ее мать умрет.

Андреа моргнула. Она не могла точно сказать, из-за чего у нее в глазах стояли слезы – из-за воспоминаний или из-за пожара.

– Мэм, если вам больше ничего не нужно, я…

– Я все думаю про тот день, когда родилась Джудит, – начала Эстер. – Рождение ребенка должно быть праздником. Вы согласны?

Андреа сжала губы. Судья снова смотрела на своего мужа. Эстер протянула руку, но только чтобы взяться за металлический поручень койки.

– Врачи пришли к нам, чтобы мы огласили свое решение. Мы с Франклином столько раз спорили, отпустить ли Эмили после того, как ребенок будет в безопасности, или оставить жить. Я хотела отключить аппараты. Франклин говорил, что мы не можем. Весь мир наблюдал. Наш мир наблюдал. Но Эмили решила все за нас. У нее развилась послеродовая бактериальная инфекция в матке. Родильная горячка, так это называется. Инфекция вызвала сепсис. Все произошло очень быстро.

Андреа заметила, как пальцы Эстер сжали поручень.

– Когда в прошлом году Франклин пережил удар, врачи пришли ко мне за тем же решением. – Голос Эстер стал тверже. – Перед моими глазами ярко вспыхнуло воспоминание. Мы с ним были в кабинете. Он был в такой ярости, он так настаивал, что мы должны оставить ее в живых. Я спросила его, чего бы он хотел для себя, если бы оказался на месте Эмили. Его лицо страшно побледнело, и он сказал: «Пообещай мне, Эстер. Ты не должна меня удерживать».

Андреа смотрела, как рука Эстер медленно опускается. Женщина склонила голову, уставившись в пол.

– Я нарушила свое обещание. Я попросила докторов принять все экстренные меры. Я удержала его. В тот момент я говорила себе: «Франклин все еще жив, верно? Его сердце все еще бьется. Он все еще в состоянии дышать. Только Бог может забрать жизнь».

Андреа увидела, как она сцепила пальцы.

– На самом деле я просто хотела, чтобы он страдал. – Эстер сделала паузу, будто это признание отняло у нее слишком много сил. – Я должна была защитить Эмили, когда она была жива. От его ярости. От его кулаков. В то время я говорила себе, что с ней он обращается не так уж плохо. Если я могу выдержать это, то и она сможет. Только когда она ушла, я поняла, как сильно подвела ее. Она была моей дочерью. А я не сделала ничего, чтобы защитить ее.

Андреа подумала о первом письме, которое пришло судье:

КАК ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ, ЕСЛИ ВЕСЬ МИР УЗНАЕТ, ЧТО ТВОЙ МУЖ ИЗБИВАЛ ТЕБЯ И ТВОЮ ДОЧЬ, А ТЫ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛА, ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ ЕЕ?

– Я говорила себе, что моя успешная карьера унижала его. Подумаешь, синяк. Или пощечина. Мои успехи были для него оскорблением. Франклин никогда не был особо успешен сам по себе. Ему нужно было самоутверждаться дома. Моя боль была совсем небольшой платой. Но я не имела права втягивать Эмили в эту сделку с дьяволом. И использовать ее трагедию как дубину, которой я отбивалась от критиков.

Андреа услышала эхо второго письма:

ТЫ ПРИНЕСЛА СВОЕГО РЕБЕНКА В ЖЕРТВУ КАРЬЕРЕ! ТЫ ЗАСЛУЖИЛА СВОЙ РАКОВЫЙ СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР!

– Но я твердо решила, что за Джудит костьми лягу. Я сказала Франклину, что уйду, если он хоть пальцем ее тронет. Он так легко подчинился. – Она нахмурила лоб, будто до сих пор не понимала причин столь быстрой капитуляции. – Почему я не могла сделать то же самое для Эмили? Почему я не могла сделать то же для себя?

Андреа прикусила щеку изнутри.

– После нападения на Эмили Рейган предложил мне отозвать свою кандидатуру. Я была в ярости. Я не могла отказаться от всего, ради чего так долго работала. Я чувствовала, что, если я отступлю, Рейган дважды подумает, прежде чем включать в списки претендентов еще одну женщину. Да и любой другой президент. А я хотела, чтобы после меня осталось правовое наследие. – Взгляд Эстер снова остановился на ее муже. – Вся эта злость и напор – только для того, чтобы обнаружить, что мы оба хрупкие смертные существа.

ТЫ УМИРАЕШЬ ОТ РАКА, ТВОЙ МУЖ – ОВОЩ, А ВСЕ, ЧТО ТЕБЯ