Леонид Быков. Аты-баты… - Наталья Тендора

«Очень многие люди, окружавшие папу при жизни, показали свое истинное лицо, – говорила она в другом интервью. – Мы узнали цену всем дружбам и клятвам. Еще до папиной смерти нам и ему пообещали «выжженную пустыню». И мы ее испытали в полной мере. Первое, что мы сделали после папиной гибели, – вывезли весь его архив за пределы Украины. Успели вовремя: дважды у нас взламывали квартиру. Потом предлагали продать архив, суля приличные деньги, шантажировали, но я сказала, что не торгую памятью отца. А дальше была попытка убийства. И в тот момент, когда я слышала собственные хрипы, было сказано: «Отдашь архивы – будешь жить!»

Каждый день я молю Бога о здоровье мамы (интервью дано несколько лет назад. – Н.Т), семьи брата и супругов Склянских – наших старых ленинградских друзей. Благодаря Якову Ильичу и Берте Моисеевне мы живы. Они спасли нас в тот момент, когда буквально стоял вопрос: подохнем мы с мамой или нет. Такое было отчаяние – хоть кончай с собой…

…И в этот момент пришло письмо из Лос-Анджелеса. Склянские давно уехали туда из Ленинграда, с ними не поддерживалось практически никакой связи. Но в их письме было столько любви и тепла, что мы просто воспрянули духом. Эти листочки уже выцвели, пожелтели, но до сих пор заряжают нас добром, которого мы не получили от людей, находившихся формально и географически гораздо ближе».

«Мама моя уже старушка, на пенсии. Третий год, с октября 2000-го, мы живем с ней в общежитии (интервью 2003 года. – Н.Т.). Пишут, что через неделю после гибели Быкова семья продала квартиру. О какой продаже недвижимости могла идти речь в советское время?.. Прошло пять лет, прежде чем мы решились на размен. К тому времени я вышла замуж, брат женился, у него уже родился второй ребенок. В результате он переехал в однокомнатную в центре Киева, нам с мамой досталась двухкомнатная. Но вскоре мы обменяли ее сначала на квартиру в Тульской области, где прожили 8 лет, а позже – на Харьков. Это моя родина, там учились и познакомились родители… Возвращаться в Киев не было никакого желания. А для того чтобы помнить и любить папу, нам не нужны ни торжества, ни фонды, ни памятные знаки на месте гибели – этакое пиршество на крови. Живя в Харькове, мы часто бывали на его могиле, и об этом никто не знал».

На вопрос «почему они уехали из Киева?» дочь Леонида Быкова ответила так: «Очень тяжело жить во лжи. Первые годы о папе боялись вспоминать, потом на его имени стали делать бизнес. Организовывались фестивали, создавались концертные бригады. Люди ездили по стране и рассказывали небылицы. А мы знали цену этим людям и не могли смотреть им в глаза и слушать то, что они говорят…

Но в 1997 году меня разыскал гендиректор Студии им. Довженко Николай Машенко и пригласил поработать в его новой картине. Говорил, ситуация изменилась, тех людей уже нет и у меня начнется жизнь с чистого листа. Я долго сомневалась, но, даже приняв решение вернуться, какое-то время жила на две семьи и только в 2000-м перевезла маму.

Квартирами мы с братом поменялись, и его однокомнатная в центре Киева перешла мне. Продав ее, мы с мамой купили двухкомнатную на Выселках; оказалось – купили у мошенников, и остались без жилья и без денег. На месяц нас поселили в общежитии киностудии, и вот уже третий год мы живем здесь. И третий год я борюсь за то, чтобы нам вернули деньги или квартиру… Хотя кого интересует эта лирика? Ведь люди, читающие газеты, уже знают, что Быковы квартиру продали и все деньги пропили… Это лично вам я могу сказать, что, когда не было средств ни на суды, ни на операцию и лечение мамы, ни на жизнь, нам пришлось с разрешения Леся фактически заложить его квартиру. Теперь у нас вообще нет никакого жилья. И возвращаться ему некуда».

Из завещания Леонида Быкова: «Самое главное. Моя боль, моя совесть, моя вина – Лесь. Помогите ему поверить в людей. На него обрушилось столько, что хватило бы этого горя на целый народ… Это моя вина, что я отбивал его от «своего хлеба».

После перенесенного инфаркта 1974 года Быков в больнице узнает о неприятностях с сыном. Когда в палату осторожно заглядывает врач и сообщает, что Лесь задержан милицией и подозревается в ограблении ювелирного магазина, Быков потрясен. Чтобы спасти его от суда, все деньги, вырученные за «Стариков», отец отдает врачам. Страшное клеймо – вялотекущая шизофрения возвращается в семью. И вместо тюрьмы Лесь отправляется в психиатрическую больницу.

Судьба Александра Быкова похожа на бесчеловечный эксперимент. На слишком смелого в суждениях правдолюбца Леонида Быкова решено в воспитательных целях воздействовать через семью, и в первую очередь через сына. Расчет простой – Быков перестанет лезть на рожон, когда угроза нависнет над семьей. Но сын Быкова унаследовал от отца не только нежную душу и совесть, но и его характер. А ведь на его плечи выпало столько горя, испытаний и клеветы, что выжить и не сломаться было почти нереально.

Марьяна: «Судьба Леся – это месть за отца. Это то, о чем он говорил: «Не получилось сломать меня, взялись за самое дорогое, за детей». Лесь – это гипертрофированное повторение папы. Он рос таким же чистым и наивным, как и отец, мечтал стать летчиком. В армию он не уходил, а убегал. И не в ансамбль песни и пляски, а в десантные войска. Отец, наверное, первый раз в жизни решился тогда что-то попросить для себя, вернее для сына. Он хотел быть десантником, а предложили возить местного киевского генерала. Зная, как важна для молодого человека мечта, отец, пользуясь авторитетом, пошел в военкомат, уговорил и убедил, и парня взяли в десантники. Служил нормально, без взысканий до тех пор, пока командование полка не узнало, кому рядовой Быков доводится сыном…»

Леонида Федоровича пригласили в часть на творческую встречу. Но после выступления он неожиданно быстро уехал, сославшись на дела в Киеве. Лесь, до сих пор слывший отличным солдатом, стал регулярно получать наряды вне очереди. Позже он узнал, почему впал в немилость: отец отказался выпивать на банкете, который устроило командование.

Еще через месяц Леониду Федоровичу передали новое приглашение – ожидалось высокое начальство из штаба ВДВ. Когда Лесь сказал, что отец не приедет, ему посоветовали передать отцу, чтобы тот хорошенько подумал. А через несколько дней, во время ночного дежурства, его избили и отправили в психиатрическую больницу. Семье объяснили, что у него обнаружились некоторые проблемы с психикой… В больнице Леся без конца кололи… А потом комиссовали и отправили домой, выдав военный билет с записью: «Ст.4. Гр.1 воинского расписания болезней». В те времена с этой статьей и страшным диагнозом – шизофрения – попытки устроиться на работу были бессмысленными.

Вот как те же события представлены Марьяной Быковой (в первом номере «Спид-инфо» за 2001 г.): «Когда мой брат Лесь служил в армии, в часть попросили папу приехать с фильмом «В бой идут одни «старики». Папа провел там замечательную встречу. А после пьяный майор развязно сказал Лесю: «Еще бы хорошую картину не снять, деньжищ-то твой отец отхватил будь здоров. Эти артисты богачи, а жены у них – проститутки». Брат ответил: «Если бы вы не были моим командиром, я бы вам морду набил». Тогда майор и еще один прапорщик избили брата, а потом, чтобы уйти от ответственности, организовали дело так, что в военном билете брата врачи части поставили штамп, что он шизофреник. Леся комиссовали. Он не мог устроиться на работу – его должны были освидетельствовать врачи, чтобы снять этот диагноз. Гражданские врачи не делали этого, не хотели ссориться с Министерством обороны. Брат был в отчаянии. Решил сделать что-нибудь такое, чтобы на него обратили внимание и освидетельствовали. Додумался разбить витрину ювелирного магазина. Представляете, только тогда его освидетельствовали и признали здоровым».