Рутинёр - Павел Корнев

– Кто её поддерживает?

– Маркграф Риера и большинство владетелей Хомверга и Айверга, а по слухам и Северного Весланда. Гроссмейстер ордена Северной звезды занял выжидательную позицию, думаю, именно его слово и станет решающим. Герцог Лоранийский провозгласил себя императором, но помимо собственных владений под его рукой пока лишь Тольм, Западная Чезия, да центральная часть Виттена. Так же объявил о притязаниях на трон князь Сверин, он женат на старшей дочери Фердинанда. Скорее всего за ним пойдёт дворянство Эйнхофена и Лонского союза. Южному Весланду не до того, оттуда приходят донесения о вторжении армии Майнрихта.

– Лавара?

– Как водится, сначала вырежут имперский гарнизон, а затем передерутся, выясняя, кому быть королём. В итоге к ним пожалует армия нового императора и всё вернётся на круги своя. Так что отправляйся в Кальворт, сын, и не ввязывайся в неприятности.

Я поднялся и неожиданно даже для себя самого спросил:

– Нет никаких признаков, что я одержим?

Отец обошёл стол, зажал жёсткими ладонями мои виски, вгляделся в глаза. Чужая воля толкнулась в голову, пробежалась холодком по затылку, растеклась по эфирному телу, ввернулась в самое нутро. Потом меня отпустили, и пришёл черёд следить за кончиком пальца. Рука пошла в одну сторону, затем в другую, опустилась, поднялась, и отец спросил:

– Откуда взялась мысль об одержимости?

Я поднял левую руку и покрутил обожжённой ладонью.

– У меня сохранилась способности к магии. Не чета прежним и всё же сохранились. Удар князя запределья рассёк эфирное тело надвое, из-за этого и понадобилась ангельская печать, но один понимающий человек сказал, что душа – не червяк, она едина. Якобы после клеймения я должен был полностью лишиться дара.

– Что мы вообще знаем о душе, сынок? Не забивай себе этим голову. Как по мне, ты в полном порядке.

– Мне мерещатся осы. Всякий раз, когда обращаюсь к незримой стихии, они жалят меня. И это… пугает.

Отец вздохнул.

– Нет ни эманаций запределья в твоей душе, ни других признаков одержимости. Полагаю, из-за повреждений эфирного тела ты просто не в состоянии нормально управлять энергией, часть силы выходит из-под контроля, и подсознание непроизвольно воспроизводит травмирующие облики, столь напугавшие тебя в прошлом.

Я негромко рассмеялся, и папа кивнул.

– Всё верно, это идеальный вариант. Есть и другой, не столь… вдохновляющий.

– Моя сила берёт начало в запределье!

– Вздор! Запределье меняет людей, а ты далеко не святой. С прошлой осени произошли бы не только ментальные, но и телесные изменения. А их нет.

– Тогда что?

– Рассечение эфирного тела оборвало энергетические потоки, это делает невозможным нормальное управление внутренней энергией. Ты сравнялся по способностям с ритуалистами, но ты не ритуалист и хватаешь больше, чем можешь удержать. Куда уходят излишки? Не подпитывают ли они Осиного короля? Вдруг тот оказался связан с тобой после столкновения в подвале?

Во рту враз стало сухо, словно в пустыне, и отец ободряюще похлопал меня по плечу.

– Но не думаю, что это действительно так. Князья запределья обладают невероятным могуществом – к чему бы одному из них эти крохи, скажи? И потом – осы. Не ментальное давление, не попытка сломать волю, а призрачные осы, которые больше походят на порождений хтонических глубин запределья.

Я кивнул, признавая резонность этого высказывания, тогда последовало продолжение.

– Полгода в монастырской келье на хлебе и воде в медитациях, молитвах и благочестивых раздумьях помогли бы достичь просветления, но у тебя нет этих шести месяцев. Не на этом берегу реки. Отправляйся в Кальворт и попробуй разобраться в себе, Рудольф.

– Рудольф мёртв, папа. Меня зовут Филипп. И благодарю за совет, непременно так и поступлю, – сказал я, обнял отца на прощание и направился к двери, а только потянулся к ручке, меня нагнал короткий смешок.

– Хорошо, что девчонка истинная. Не испортит породу.

– И в самом деле, – усмехнулся я, и в сопровождении всё той же парочки неразговорчивых монахов вернулся в выделенную нам комнату.

Уве лежал на кровати и перекатывал по ладони Око святого Рихора; целебные отвары нагоняли на школяра сонливость, но при моём появлении он встрепенулся и спросил.

– Ну как?

– Следующую седмицу встретим в Кальворте.

Школяр улыбнулся, зажал изумруд в кулаке и закрыл глаза. Жизни его уже ничего не угрожало, да и дар выгорел не до конца, а медитации вкупе с воздействием святой реликвии на удивление быстро возвращали эфирному телу прежнюю стабильность, но Уве был ещё слишком слаб. Отлежится день-два, тогда и отправимся в путь, благо путешествие по реке не столь уж и утомительно.

Я ушёл в соседнюю комнату, достал из ящичка с соломой бутылку рома, купленную в Риере, срезал сургуч, выдернул пробку и уселся на подоконник, приложился к горлышку. Окончательно ещё не стемнело, но на чистом небе уже явственно виднелся серебристый силуэт полной луны, и меня передёрнуло.

– Всё хорошо?

Марта подошла сзади, прижалась к спине грудью, обхватила худыми руками за плечи.

– Всё хорошо, – подтвердил я, но оборачиваться не стал. Просто не хотел лишний раз смотреть на свою блеклую и едва различимую тень, слишком уж смазанную, словно вокруг меня реяло сонмище призрачных ос.

Воображение! Видят небеса, просто разыгралось воображение.

И я хлебнул рома. Сегодня всё точно будет хорошо. А завтра… Завтра будет новый день, и Филипп Олеандр вон Черен предпримет все усилия, дабы он не стал для него последним. А в остальном… в остальном всё в руках небес.