По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Независимо от времени года собаки все время проводят на свежем воздухе; и зимой, и летом их держат на привязи где-нибудь возле тупика или иглу. Собаку никогда не отпустят бродить без присмотра, ибо дорожат ей и не хотят ее потерять. Иногда хозяин может ненадолго взять в иглу своего любимца или самку с маленькими щенками, хотя уже месячные щенки эскимосских собак настолько выносливы, что выдерживают суровые зимние морозы.

Полагаю, я уже рассказал достаточно, чтобы дать читателю представление об этом удивительном народе, который оказал мне ценнейшую помощь при работе в Арктике. Хочу еще раз подчеркнуть, хотя рискую быть неправильно понятым – надеюсь, никто не будет пытаться приобщить их к благам цивилизации. Эти попытки, если они увенчаются успехом, разрушат их первобытный коммунизм, который совершенно необходим для поддержания их существования. Только зароните им идею недвижимости и права личной собственности на дома и продукты питания – они могут превратиться в эгоистов, как большинство цивилизованных существ; тогда как сейчас любая дичь, более крупная, чем тюлень, является общей собственностью племени, и в племени не бывает случаев, чтобы кто-то один голодал, в то время его соседи жируют.

Если у кого-то есть два набора охотничьего снаряжения, он отдает один тому, у кого его нет совсем. Взаимопомощь – это тот механизм, который помогает племени сохраниться в суровых условиях Арктики. Я научил эскимосов основным принципам гигиены и ухода за собой, показал, как лечить простейшие болезни, обрабатывать раны и оказывать помощь при несчастных случаях; но на этом, я думаю, процесс их приобщения к цивилизации нужно остановить. Мое мнение не опирается ни на теоретические выкладки, ни на предрассудки: оно сформировано 18 годами близкого общения с эскимосами.

Когда 1 августа «Рузвельт» отошел от мыса Йорк, на его борту было несколько эскимосских семей, которые мы взяли с мыса Йорк и с острова Салго, и около сотни собак, которых мы купили у эскимосов. Когда я говорю «купили», я не имею в виду, что мы заплатили за них деньги, так как у этих людей нет ни денег, ни какого-либо их эквивалента. Все обмены осуществляются согласно принципам меновой торговли. Например, если у одного эскимоса есть оленья шкура, которая ему не нужна, а у другого есть что-то, что ему нужно, они обмениваются. У эскимосов были собаки, которые были необходимы нам, а у нас – много таких вещей, которые были необходимы им, – доски, ножи, режущие инструменты, кухонная утварь, охотничье снаряжение, спички и т. п. И мы обменялись.

Держась на северо-запад от мыса Йорк, мы шли вблизи скал, известных как Алые утесы, так по крайней мере в 1818 году окрестил их сэр Джон Росс, английский исследователь. Это меткое название они получили из-за обильно покрывающего их «красного снега», который за многие мили виден с борта судна. Снег окрашен в такой цвет благодаря огромным колониям Protococcus nivalis, одного из простейших одноклеточных микроорганизмов, которые образуют желеобразные, почти прозрачные сгустки размерами от булавочной головки до четверти дюйма, а все необходимое для жизнедеятельности добывают из снега и окружающего воздуха. Издали снег напоминает кровь. Ни один мой северный поход не обходился без приветствия этого алого стяга Арктики.

Пока мы проплывали мимо этих скал, протянувшихся вдоль берега на 30–40 миль, мои мысли были заняты предстоящей работой. Перво-наперво нам необходимо было доукомплектовать штат экспедиции эскимосами, что мы начали делать еще до отправления с мыса Йорк, и обеспечить себя достаточным количеством собак.

Следующую остановку после мыса Йорк мы сделали 3 августа в заливе Норт-Стар, или Умуннуи, как его называют местные жители, в проливе Вулстенхолм. Здесь мы повстречались с «Эриком», который несколько дней назад во время бури в проливе Дэвиса отстал от нас. В Умуннуи мы взяли на борт две или три эскимосских семьи и еще несколько собак. Здесь же на пароход подсел Укеа, один из членов экспедиции к Северному полюсу; Сиглу присоединился к нам еще на мысе Йорк.

5 августа, ясной солнечной ночью, между островами Хаклюйт и Нортамберленд, мы с Мэттом Хэнсоном пересели на «Эрик», намереваясь прощупать обстановку в районе эскимосских поселений в заливе Инглфилд и вдоль побережья с тем, чтобы набрать для экспедиции еще эскимосов с собаками. «Рузвельт» был отправлен вперед к Эта: пришла пора готовить его к предстоящей грандиозной битве со льдами в бассейне Кейна и близлежащих проливах.

Пока я собирал команду наших смуглых помощников, меня одолевали противоречивые чувства: я и радовался и печалился одновременно, ибо в глубине души знал, что делаю это в последний раз. Вербовка заняла несколько дней. Сначала я пошел в Карна, на полуостров Редклифф, оттуда в Кангердлугссуак и Нунатугссуак, вглубь залива. Возвращаясь на маршрут, мы снова зашли в Карна, после этого двинулись на юг в сторону ледника Итиблу, затем снова на северо-запад окольным путем между островами и мелями к Кукану в бухте Робертсон, затем к Нерке на мысе Саумарес, затем дальше к Эта, где и поднялись на борт «Рузвельта», доукомплектовав экспедицию эскимосами и доведя количество собак до необходимого числа, если быть точным, до 246 особей.

В мои планы не входило взять на Дальний Север всех эскимосов, которые оказались на борту «Эрика» и «Рузвельта»: я собирался взять только самых лучших, но если какая-нибудь семья выражала желание переселиться из одного пункта в другой, мы с радостью оказывали такую услугу. Сомневаюсь, чтобы где-нибудь еще на водных просторах мира могло в то время появиться более причудливое и живописное судно, чем наше – что-то типа бесплатного парома для туристов-эскимосов с их щебечущими детишками, лающими собаками и другим скарбом.

Представьте себе корабль с копошащимися на нем людьми и собаками в прекрасный безветренный летний день в Китовом проливе. Спокойное море и купол неба – ярко синие в солнечном свете – больше напоминают Неаполитанский залив, чем Арктику. В кристально чистом воздухе все цвета приобретают яркость, какой вы не встретите больше нигде: сверкающая белизна айсбергов с пронизыващими их голубыми прожилками; глубокие красные, теплые серые и богатые коричневым оттенки скал с желтыми полосками песчаника; чуть дальше кое-где виднеется мягкая зеленая травка этого крошечного арктического оазиса; на горизонте лежит удаленный от моря громадный серо-голубой ледяной массив.

Маленькие птички, мелькающие в вышине, на фоне освещенного солнцем неба похожи на листья лесных деревьев, тронутые ранним морозом; их будто уносит прочь с первым осенним ветром, и кружит, и бросает, и несет в воздушном вихре. Возможно, североафриканская пустыня так прекрасна, как рассказывает Хичинс; возможно, такие же богатые цвета можно увидеть в джунглях Азии; но для меня нет ничего прекраснее, чем сверкание Арктики в солнечный летний день.