Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Альвхейме тоже. Если ты не развеселишься поскорее, везде будет неурожай и голод.

– Я очень хочу развеселиться. Но для этого мне нужна она. Иначе этот камень, – Фрейр потер ладонью грудь, – раздавит мне сердце.

Уж не знаю, откуда у него вдруг такая любовь. Он не выбрал ее сам, и я ее не насылала. Остается одно – это судьба. Та, которой подвластны даже мы. А судьбе не стоит противиться, нужно лишь постараться, чтобы она тебя не раздавила.

Мы спустились в Источнику. Что-то подсказывало мне, что Одина мы найдем здесь, и так оно и вышло. Он сидел на траве близ белых камней и смотрел в глубину. Почуяв нас, поднял голову. Выглядел он так хорошо, не в пример прежнему, что я даже удивилась. Таким здоровым он не был с того дня, еще до войны, когда я впервые явилась в Асгард. Ясные открытые черты, свежая, немного загорелая кожа, пышные светло-русые волосы, русая бородка – чуть темнее, а брови совсем темные, но от этого ярче кажутся живые голубые глаза… Глаза? Да, у него оба глаза на месте. Так это выглядело. Невольно я воззрилась в его правый глаз… кажется, он чуть тусклее… не столько голубой, сколько серый… или это мне мерещится?

– Привет и здоровья вам, дети Ньёрда!

Он поднялся на ноги легким упругим движением; сейчас он был так же молод и крепок, как мой брат, и не верилось, что когда-то я видела его дряхлым стариком. Он подошел, пожал руку Фрейру, приветливо кивнул Скирниру, а меня окинул таким взглядом, будто просил разрешения поцеловать. Я никак не отозвалась – пораженная переменой, даже не сразу ответила на приветствие. Уставилась ему на грудь. Смугловатая свежая кожа, крепкие мышцы – и шрам, почти заживший, бледно-розовый. Неужели когда-то кровь из этой раны, перемешанная с тьмой, падала на эту траву, на эти белые камни?

Все сели – мы с братом и Одином в кружок близ Источника, Скирнир скромно устроился поодаль.

– Мы пришли к тебе с просьбой, Один, – начала я. Не стала напоминать, что сама оказала ему услугу, позволив поместить голову Мимира в Источник, лишь взглянула ему в глаза, и он слегка двинул веками: я помню. – Мой брат случайно увидел красивую деву в каком-то из нижних миров, но не знает, кто она и где ее искать. Прошу, помоги нам.

– Я думаю, эта дева – моя судьба, – тихо сказал Фрейр. – Мне непременно нужно ее найти. Ты ведь можешь…

– Попробую помочь тебе, – Один кивнул и повернулся к Источнику. – Смотри туда и вспоминай ее. Вспомни как можно лучше: ее лицо, все, что тебе запомнилось, все свои чувства в тот миг.

Фрейр тоже повернулся к источнику и встал на колени. Лицо его прояснилось: вспомнить ту деву ему было не трудно. Один стоял рядом с ним, опираясь руками на белые камни; лицо его стало сосредоточенным, брови немного сдвинулись. Я сидела на траве напротив них, лицо Одина притягивало мой взгляд – и я увидела, увидела, как его правый глаз вдруг исчез! Там, где только что был обыкновенный человеческий глаз, серо-голубой, с черным зрачком, вдруг появился черный провал, глубиной с ночное небо, и где-то далеко-далеко, на краю Зева Мороков, в нем горела мельчайшей искрой единственная белая, обжигающе белая звезда.

О́дин открыл свой отданный бездне глаз… И теперь он видел все, что содержит бездна. Мельком я глянула на Фрейра: его лицо выражало потрясение, глаза расширились, в них быстро-быстро мелькали отражения… не знаю чего, этого я не могла уловить. О́дин вел его через нижние миры, позволяя видеть всех их обитателей. Не знаю, сколько это продолжалось, но вдруг Фрейр приподнялся и закричал:

– Вон она! Вот эта! Это она, она!

Лицо его вспыхнуло восторгом – как будто из Источника ударил свет. Я ощутила его ликование, будто свое, – горячий поток, заливающий озябшую душу. Он порывисто протянул руки и погрузил их в воду, будто хотел разом выхватить свою таинственную деву из глубин. Но это невозможно – он видел лишь ее отражение, а взять отражение из воды не под силу даже богам.

– Ага, вижу. – Один тоже вгляделся. – Это Ётунхейм… дом Гюмира, вожака тамошних ётунов… А это его дочь Герд. Герд! – воскликнул Один и вскинул глаза на Фрейра. – Ты говоришь о ней?

Судя по его виду, он был поражен.

– Разве ты не видишь, что она самая прекрасная дева на земле! – пылко воскликнул в ответ Фрейр. – Кого же еще я мог выбрать! Погляди – от ее лица и рук струится свет…

– Я вижу! – Один хохотнул и коснулся его плеча. – А как же иначе! Друг мой! Герд – солнце Ётунхейма!

Он произнес это с таким особенным выражением, что мы поняли – Один имеет в виду не просто красоту ётуновой девы.

– Солнце? – повторила я, надеясь, что он подтвердит – или опровергнет – мою удивительную догадку. – Ты хочешь сказать…

– Наша Суль не заходит в Ётунхейм. У них там свое, полуночное солнце. То солнце, что описывает круг в нижних мирах, во мраке вечной ночи. Это солнце и есть Герд. Оттого она светится в той темноте, оттого ее свет и привлек твой взгляд, дружище! – Смеясь, Один потрепал Фрейра по плечу.

– Вот это да! – Я всплеснула руками.

– Как мне встретиться с ней?

Фрейр с надеждой смотрел на Одина, ничуть не удивленный этим открытием. В самом деле, кого же еще мог полюбить бог летнего солнца, как не свою противоположность, солнечную богиню нижних миров?

– Она должна быть моей женой. – Его глаза с мольбой были обращены к Одину – единственному из нас, кто умеет общаться с нижними мирами. – Можно же как-то это устроить?

– Послушай, дорогой! – Отходя от изумления, я начинала соображать, чем нам все это грозит. – Ты собираешься… отнять у бедных ётунов их солнце!

Один захохотал над моей жалостью; в глазах его блестело любопытство.

– Они и так живут в холоде и мраке, оттого и злые такие, – продолжала я. – Скажут, Герд была их единственной радостью, и ту эти жадные асы отнимают! Снова пойдут на нас войной…

– Или предложат обменять Герд на другую невесту, для кого-то из них, – подхватил Один. – Что скажешь, Фрейр, если Гюмир потребует взамен своей дочери твою сестру?

– А что скажут асы! – закричала я, не давая брату ответить. – Фрейр, ведь ты – верховный владыка Асгарда, ты не забыл? Если ты женишься на великанше, получится, что одна из ётунов будет нашей госпожой, хозяйкой Асгарда! Прости, но это невозможно! Никто такого не потерпит! Ни