Танцующая на гребне волны - Карен Уайт

– Что он сделал? – спросила Ава. Голос у нее был хриплый, как будто она надышалась дыма. Как будто тоже вспоминала вместе со мной.

Я бросила быстрый взгляд на Мими в поисках помощи.

– Все было ненормально, и никто не мог ясно ни о чем думать. Джимми умолял Генри никому не говорить о том, что он сделал. Он был убежден, что его могут отправить в тюрьму для малолетних преступников. Что бы ни говорил ему Генри о том, что он только старался защитить тебя и при этом были свидетели, Джимми ему не верил.

Я вздернула подбородок, как будто одно это движение могло объяснить то, что можно было объяснить только запахом детских волос и нежным прикосновением маленьких рук к материнской шее. Я секунду подумала, нащупывая мысленно точный момент, когда все изменилось.

– Я не думаю, что Генри приходило в голову взять тебя, пока Джимми не скрылся в лесу. Прежде чем сбежать, он просил Генри позаботиться о тебе. Может быть, с этого все и началось. Я не знаю. Но Генри знал, что Джимми далеко не убежит – у него были слишком тяжкие повреждения. Поскольку Генри служил в добровольной пожарной дружине, у него была с собой рация, и когда он, вернувшись в машину, вызвал «Скорую помощь», он дал им знать, где искать Джимми, если тому понадобится помощь.

Он перенес тела к горящему дому, чтобы можно было подумать, что Флойд погиб вместе с семьей и чтобы ни у кого не возникло подозрений. Он вызвал пожарных только тогда, когда все уже почти сгорело, чтобы трудно было определить точно, что произошло. Так что, когда тела Мэри Энн и Флойда нашли у дверей, казалось, что оба пытались выбежать, но задохнулись в дыму.

Ава смотрела на меня, как утопающий может смотреть сквозь воду на солнце. Я хотела остановиться, но знала – она этого не позволит. И продолжала:

– Когда мы вернулись домой, Мими – которая гостила у нас в это время – уже уложила двух младших спать, а двое старших смотрели в цокольном этаже телевизор. Мы ожидали, что позвонит телефон, чтобы сообщить нам, что за ребенком приедут, потому что Джимми, наверное, им рассказал. Но когда никто не позвонил, мы начали строить планы. – Я постаралась улыбнуться. – К тому моменту мы оба просто влюбились в тебя. Ты была так счастлива с нами, как будто этого кошмара никогда не было. И ты тоже помогла нам забыть его.

– А моя сестра?

– Они нашли останки. Генри написал в отчете, что это были останки двух маленьких девочек. И он обладал достаточным влиянием, чтобы убедить остальных согласиться.

Ее прекрасные глаза широко раскрылись, и я могла прочитать в них каждое слово, которое она думала, стараясь представить себе последнюю долю информации, которая возложила бы всю вину на меня.

– Но почему? Почему папа так рисковал?

Я помолчала, рассматривая свои коротко остриженные ногти без маникюра, ища слова, которыми я могла бы объяснить ей необъяснимое.

– Потому что он любил меня. У меня только что был выкидыш, и доктор сказал, что мне больше не следует пытаться завести ребенка. Эмоционально я была развалина. Вот почему твой отец думал, что нам нужно построить новый дом для себя и для мальчиков – чтобы я больше не думала о дочери, которую я не могла иметь, но о которой не переставала думать.

Она так сжала губы, что они у нее побелели.

– И вы упаковали все и переехали в Антиох, где никто не знал, что я не ваша, никому бы не пришло в голову спрашивать. Где похоронное бюро пришлось как раз кстати, когда потребовалась новая идентификация для украденного ребенка. Как это было удобно для всех вас. – Она помолчала немного, прерывисто вздохнув. – А как же Джимми? Он меня не хватился?

– Я не была на похоронах, не желая оставлять тебя и боясь, что Джимми потребует, чтобы я отдала тебя обратно. Но на похоронах Джимми узнал Генри, и Генри был уверен, что всему конец, что нам придется тебя отдать и считаться с последствиями. Но у Джимми была своя тайна. Все, чего он хотел, только чтобы Генри пообещал ему, что тебя воспитают в любящей семье. Генри предложил ему жить у нас, но Джимми не захотел покинуть Сент-Саймонс и своих мать и сестру, а мы не могли там оставаться. К тому же Джимми уже поселился у МакМахонов и был там счастлив. – Я пожала плечами. – Может быть, отдав нам тебя, он был уверен, что его тайна останется тайной. – Я на мгновение умолкла. – Он только заставил Генри пообещать ему одно.

В глазах Авы застыла враждебность.

– Что?

– То, что тебя вырастят садоводом, как твоя мать. Я всегда занималась садом неохотно, сажая у парадной двери гардении в горшках. Но я научилась вместе с тобой, потому что так хотел Джимми. Потому что я знала, что Мэри Энн научила бы тебя, будь она жива.

Ава взглянула на Мими, как будто ожидая подтверждения, и, вероятно, прочла его в глазах своей бабушки. Повернувшись ко мне, она сказала:

– Вся моя жизнь была ложью. Всю жизнь я не знала своего подлинного имени, и вы никогда не думали, что я могу захотеть его узнать.

Я покачала головой:

– Нет, это было совсем не так. Ты была нашей дочерью, и сестрой, и внучкой. Ничто из этого не было ложью. И мы собирались рассказать тебе, это правда. Но когда ты подросла, не находилось подходящего времени. Ты была счастливым ребенком. Как мы могли рассказать тебе и отравить твое счастье?

Мими наклонилась вперед в кресле. По тому, как она дрожала, я могла понять, что встать она была бы не в состоянии.

– О, Ава, твоя жизнь не была ложью. У тебя семья, которая любит тебя с тех самых пор, как ты в ней появилась. Это не ложь, каким бы именем мы тебя ни назвали. Я годами боролась с твоими родителями, убеждая их рассказать тебе о случившемся, но я рада, что они меня не послушали. Потому что это была бы вторая самая большая трагедия в твоей жизни. – Она на мгновение закрыла глаза с прозрачными веками. – Ты выйдешь отсюда в смятении и гневе, но мы тебя не осудим. Даже и тогда мы будем любить тебя всем сердцем. И мы не можем сожалеть об этом.

Капля крови появилась на губах Авы, так сильно она их прикусила. Она снова повернулась ко мне:

– Не знаю, что для меня тяжелее принять – что вы лгали мне всю мою жизнь, произнося мое имя, или то, что все это, в сущности, не имеет ко мне отношения. Я была просто удобна вам для того, чтобы заполнить мной пустоту. Чтобы надевать на кого-то розовое платье и повесить на стенку еще одну фотографию.

Я не знала, что можно причинить мне такую боль, не прикасаясь ко мне.

– Нет, Ава. Ты не права. Я люблю тебя, потому что ты такая, как ты есть. Потому что ты упряма и всегда сначала делаешь шаг, а потом смотришь, куда он тебя ведет, потому что ты честная, добрая, умная. И потому, что ты способна так безоглядно любить. Ты бросаешься очертя голову и отдаешь все, что у тебя есть. Я думаю, поэтому твои братья и приняли твое появление в нашей жизни – потому что ты одаряла их любовью с такой щедростью. – Я икнула и поняла наконец, что я плачу. – Я люблю тебя, потому что ты – моя дочь, независимо от того, кто дал тебе жизнь. И всегда буду любить.