Беглец - Анджей Ясинский

Тристис Имаген

Небольшой и когда-то спокойный городок Маркин превратился в разворошенный муравейник: всюду сновали люди, грузы и повозки. Там, наверху, не поленились и прислали действительно внушительное подкрепление, которое все прибывало и прибывало. И пускай большая их часть расквартировалась в предместьях, все равно поток людей через центр был для маленького города огромен. Каждый вновь прибывший отряд нужно поставить на довольствие, разместить на квартирах или выделить место под палатки, проинструктировать командиров и ознакомить их с обстановкой. Этому последнему-то в наступившей неразберихе должного внимания и не уделялось. Настроение среди вояк не внушало оптимизма. Самые юркие уже успели наладить контакты с местными и оперативно передавали друг другу слухи: разрушенный магистрат, бежавший Повелитель Чар, многочисленные проклятия, которыми он одарил жителей столь «любезно» отнесшегося к нему города.

Особым вниманием были окружены центральные районы города. Кто-то пытался пробраться поближе к ограждениям, посмотреть на результаты разрушения и деятельность вертлявых сыскарей, кто-то, наоборот, старался держаться от них подальше, опасаясь, что знаменитые проклятия Повелителя Чар перекинутся и на него.

Деятельность комиссии не оставляли без внимания, постоянно кто-то сновал рядом или через знакомых пытался разузнать, что же произошло на самом деле. Впрочем, особо развернуться любопытным не давали. Недалеко от руин обосновался элитный отряд боевых искусников, приехавших из столицы вместе с комиссией.

Следователи понимали в ситуации не многим больше горожан. Тристис Имаген сидел и откровенно зевал на очередном допросе. Всю ночь они колесили по городу, пытаясь выловить иллюзии-проклятия. Чародеи уже давно и при очень странных обстоятельствах сбежали из города, собранные факты никак не сводились воедино, отлов и изучение иллюзий должны были хоть немного прояснить ситуацию. Фактов было катастрофически мало, и даже то, что было известно, никак не удавалось состыковать в единую картину. Как и ожидалось, очередной допрос не принес результатов, и сыщики опять вернулись к обсуждению многочисленных вопросов. Тристис отстаивал свою линию: независимость действий Повелителя Чар и напавших на тюрьму чародеев. Его заваливали контраргументами. Следствие топталось на месте, фактов было много, но картина рисовалась противоречивая, нереальная. Оснащенная лучшими сыскными артефактами, получив огромные привилегии, комиссия не знала, что делать. Снова и снова опрашивались все те же свидетели, заново прочесывался и измерялся каждый закоулок руин тюрьмы и магистрата. Дело не двигалось.

Поначалу Тристис сам был жертвой этих допросов. Уж кого-кого, а их с комендантом допрашивали раз пять, да с применением таких артефактов «правды», что не то что соврать, но и подумать о лжи было страшно. Голова трещала от артефакта, что улучшал вспоминания. И каждый раз их благодарили, с фальшивой любезностью заверяли, что очередной дословный пересказ событий в магистрате помог продвинуть расследование.

В конце концов это лицедейство Тристису надоело, он поговорил с Хомиусом, одним из членов комиссии, который оказался давним знакомым по службе в имперском сыске. Наконец, после короткой проверки, его присоединили к комиссии как внештатного следователя. Ситуация обострилась настолько, что они готовы были хоть горного козла привлечь к расследованию, если бы он хоть как-то мог помочь следствию.

Очередной вялотекущий спор внутри комиссии был прерван. Служащий объявил, что Гиппос готов к допросу. По следствию этого дела проходило несколько человек – в основном тюремный персонал, но прежнему целителю досталось больше всех. Так уж вышло, что нынешний лекарь проработал на своем месте совсем недолго и никак не мог ответить на вопрос, каким образом заключенный-старожил все это время по документам проходил под видом обычного чаровника. Поэтому пришлось напрячь все силы, чтобы вытащить на допрос его предшественника, Гиппоса, который вышел на пенсию. А потом всеми силами откачивать старичка от сердечного приступа, когда на свет стали всплывать его темные делишки.

К сожалению, никак не удавалось отыскать Толлеуса, ответственного за систему забора магической энергии и за оборону тюрьмы. Если кто-то и мог посоперничать с Гиппосом в роли кандидата для дачи показаний, то только он. Но случай с магистратом настолько всех всполошил, что сразу после происшествия настройщика допросили поверхностно, хорошенько не потрясли по поводу системы функционирования тюрьмы. Комиссия тогда только подъехала, комендант пытался навести в городе хоть какой-то порядок, а Тристис еще с день отходил от шока. Лишь только система заработала после сбоя, о Толлеусе вспомнили, но он как сквозь землю провалился. Все вещи в доме были оставлены на своих местах, как будто хозяин отлучился совсем ненадолго. На этот случай внутри была организована засада. Всем городским караулам была дана наводка на арест настройщика в случае, если его обнаружат. Вот только интуиция подсказывала Тристису, что старик не так глуп и уже успел унести ноги из города. После того как сыщик сам побыл несколько дней свидетелем, он вполне понимал шустрого старика и не винил его.

Двое дюжих молодцев ввели под руки Гиппоса и усадили на скамью. Без посоха, обработанный несколькими артефактами, старик совершенно не представлял угрозы. Стражники выполняли функцию не столько конвоиров, сколько помощников: без них бывший целитель сам передвигаться уже не мог.

Вся правая сторона лица Гиппоса постоянно дергалась, могло даже показаться, что он строит уважаемой комиссии рожи. Однако старика допрашивали не впервые, и к этому все уже привыкли.

Тристис слушал вполуха: он не ожидал услышать ничего нового. На одни и те же вопросы бывший целитель из раза в раз давал одинаковые ответы. От тихого монотонного голоса старика маркинского сыщика клонило в сон.

Имаген морщился всякий раз, когда сбежавшего узника величали Повелителем Чар. У него имелась своя версия на этот счет. Но по негласным правилам, которых строго придерживались все члены комиссии, беглец считался именно чародеем. Думай что угодно, но публично озвучивать идею о заточенном опальном Академике – неэтично. Все равно что высморкаться в занавеску или плюнуть на стол. Эти условности жутко раздражали сыщика, но он вынужден был играть по общим правилам.

Он прислушался к тому, что мямлил Гиппос. Тот как раз перешел к описанию присвоенных артефактов. Без сомнения, это было самое интересное в его истории. Всего несколько вещей непонятного назначения и как будто лишенных особенных свойств. И тем не менее они обладали этими свойствами… Целитель идентифицировал лишь меч. Пусть он не смог разглядеть никаких плетений, но его исключительные режущие свойства и прочность он обнаружил опытным путем сразу. Искусный меч, скорее всего, реликвия из раскопок. Но как великолепно сохранился! Он стоил целое состояние, именно из-за него искусник пошел на воровство и подлог документов. Второй артефакт – небольшой драгоценный камень в браслете – так и остался загадкой для целителя. Впрочем, искать артефакты, распроданные на черном рынке предприимчивым Гиппосом, за давностью лет было уже бесполезно. Да и комиссию они интересовали лишь в той степени, в какой могли помочь прояснить происхождение пленного чародея и его цели.