Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - Виктор Анатольевич Шендерович

будет, в самом центре, это я вам торжественно обещаю.

КУЛИКОВ. Я не пионерская организация, не надо мне торжественно обещать. Усы на лице зачем носите?

ЛУКАШЕНКО. А где же мне их носить?

КУЛИКОВ. Это что, предмет национальной гордости?

ЛУКАШЕНКО. Моей независимой республике больше пока что гордиться нечем.

КУЛИКОВ. Ясно. Чеченец.

ЛУКАШЕНКО. Кто чеченец?

КУЛИКОВ. Пройдемте.

ЛУКАШЕНКО. Куда?

КУЛИКОВ. На выяснение.

ЛУКАШЕНКО. Не надо со мной ничего выяснять! Всем честным людям планеты со мной давно все ясно. Мне надо поскорее попасть в Кремль!

КУЛИКОВ. Попасть в Кремль? Ух ты! (Радостно.) Террорист!

8.

Милицейский «воронок». Лукашенко сидит, пристегнутый наручниками к решетке, за которой виден ночной Кремль. Впереди, возле шофера — Куликов.

КУЛИКОВ (в окошко «воронка»). Ну что, ара, будем договариваться?

ЛУКАШЕНКО. О чем?

КУЛИКОВ. О борьбе с терроризмом.

ЛУКАШЕНКО. При чем тут терроризм?

КУЛИКОВ. Может, и ни при чем. Ты меня убеди…

ЛУКАШЕНКО. Я не стану вас ни в чем убеждать!

КУЛИКОВ. Мое дело — предложить. Не хочешь по-хорошему — будем разбираться.

ЛУКАШЕНКО. Отпустите меня сейчас же! Это вопиющее нарушение прав человека!

КУЛИКОВ. Нет, это еще не нарушение. Это проверка паспортного режима. Нарушение будет, когда тебе почки отобьют.

ЛУКАШЕНКО. Прекратите это издевательство!

КУЛИКОВ. Издеваться, кацо, я еще не начинал.

ЛУКАШЕНКО. Какой я тебе кацо?

КУЛИКОВ. Посидишь сутки-другие в КПЗ, станешь кацо, еще спасибо скажешь.

ЛУКАШЕНКО. Я протестую!

КУЛИКОВ. Это на здоровье.

ЛУКАШЕНКО. Вы не имеете права!

КУЛИКОВ (в окошко). Бойцы! Объясните там ему насчет прав.

Включает музыку. Сквозь песенку слышен диалог Лукашенко с невидимыми «ментами» — и шмяканье по телу милицейских палок.

— Сейчас будут тебе права! (Шмяк.)

ЛУКАШЕНКО. Прекратите! (Шмяк.) Вы что, больно же!

— Еще чего-нибудь непонятно насчет прав? (Шмяк, шмяк.)

ЛУКАШЕНКО. Я буду жаловаться в Совет Европы!

— Ребята, он нас Европой пугает! (Шмяк.)

ЛУКАШЕНКО. Ай! Я требую, чтобы меня отвезли в Кремль!

— Сейчас. (Шмяк.) Еще отвезти?

ЛУКАШЕНКО. Не надо!

— А то ты скажи. (Шмяк.)

ЛУКАШЕНКО. Я понял, я все понял, не надо! (Шмяк.) Ой, я хочу домой! (Шмяк.) Возьмите все! Водку возьмите, картошки, денег…

КУЛИКОВ (бойцам, в окошко). Хорош! (Лукашенко.) Теперь вижу, что не террорист. Что ж ты раньше молчал?

9.

Дверь «воронка» открывается. Из нее пинком выбрасывают Лукашенко. «Воронок» уезжает. Лукашенко встает, чтобы идти, — и натыкается на Лужкова.

ЛУЖКОВ. Куда такой красивый собрался?

ЛУКАШЕНКО. Куда глаза глядят!

ЛУЖКОВ. Я знаю, куда у тебя глаза глядят. На Кремль!

ЛУКАШЕНКО. Не у меня одного.

ЛУЖКОВ. У меня они туда глядят на благо России!

ЛУКАШЕНКО. А у меня — на благо всех славянских народов!

ЛУЖКОВ. А у меня… В общем, мы друг друга поняли. Не смотри в ту сторону.

ЛУКАШЕНКО. Счастливо оставаться.

Короткий автомобильный гудок. Из развернувшегося «воронка» выглядывает Куликов.

КУЛИКОВ. Эй, батька! Езжай по месту прописки. Еще раз здесь увижу — будешь доказывать, что не моджахед.

10.

Белорусский вокзал. Бюст Ленина с двумя (вместо трех) гвоздиками у цоколя.

ГОЛОС. Поезд Москва — Минск отправляется с третьего пути. Повторяю…

В вагоне в обнимку со своей торбой сидит Лукашенко. Поезд трогается.

ЛУКАШЕНКО. Объединителя славянских земель из меня не вышло. Надо возвращаться в управдомы….

Зима в Москве[71]

(По мотивам драматургии начала 50-х)

Старая пленка. Символ киностудии «Мосфильм» — Рабочий и Колхозница, крутящиеся, как положено, на фоне Спасской башни.

1.

Черно-белое кино. У окна с дивным видом на Москву-реку стоят Ельцин и Черномырдин. Раннее утро.

ЕЛЬЦИН.

Скажи, мой друг, ты любишь ли Москву?

ЧЕРНОМЫРДИН.

Как можно не любить свою столицу!

Здесь краны строек взмыли в синеву.

Какие тут сады, какие лица!..

ЕЛЬЦИН.

Ответственные! Виктор, друг, скажи,

Ты помнишь ли: чего мы на рассвете,

Который раз уж веки не смежив,

Встречаем утро в этом кабинете?

ЧЕРНОМЫРДИН.

Борис, я помню! Мы хотим стране

Зарплаты выдать, чтоб врачи, ткачи ли,

Шахтер, монтер, учитель, инженер

Сполна за труд свой денег получили!

ЕЛЬЦИН.

Труд доблестный, геройский, огневой,

Во льдах холодных и горячих дюнах…

ЧЕРНОМЫРДИН.

Во имя достижения всего,

Что партия наметила, подумав!

ЕЛЬЦИН.

Вот почему уснуть нам недосуг!

ЧЕРНОМЫРДИН.

А денег нет. Их нету и не будет.

ЕЛЬЦИН.

Зачем же мы не спим тогда, мой друг?

ЧЕРНОМЫРДИН.

Не можем спать, когда без денег люди!

Но вот уж дым опять пошел трубой…

Скажи, но не получится ли снова,

Что ты нарушишь данное тобой

Трудящимся торжественное слово?

ЕЛЬЦИН.

Нет, Виктор, слово я сдержу свое —

Ведь это слово, данное народу:

Придет зарплата в каждое жилье

До, значит, наступающего года!

ЧЕРНОМЫРДИН.

Тебе я верю!

ЕЛЬЦИН.

Дай мне руку, друг!

Смотри: идут трудящиеся массы.

Они прекрасны. Если вспомнишь вдруг,

Где им зарплату взять, скажи мне сразу!

2.

Раннее утро. Вид на Москву из Белого дома. Аскетичный кабинет, портрет Ельцина на стене. Чубайс заканчивает рукопись.

ЧУБАЙС.

Три года я не разбирал кровать,

Нет времени сварить себе сосиску…

Но кто-то же был должен описать

Весь ход приватизации российской!

Не глупый буржуазный детектив,

Не пошлые бульварные романы —

Перо, все кривотолки прекратив,

Реформы отразило без обмана!

Не гонорар мне грезился во сне,

Но если все же деньги мне заплатят,

Я другу их отдам. А друг их — мне…

А в остальном — пяти процентов хватит.

3.

БЕРЕЗОВСКИЙ (входя).

Простите, можно?

ЧУБАЙС.

Проходи, садись.

Надеюсь, на меня не держишь злобы.

Принципиальной критикой, Борис,

С тобой мы делу помогаем оба.

И если кто-то хоть родную мать

Поставил выше общих интересов,

Ему помогут это осознать

Товарищи, вернув на путь прогресса!

БЕРЕЗОВСКИЙ.

Я, Анатолий, понял наконец,

Что ошибался,