Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

– Мне не нравится, когда ко мне приходят гости и ждут, что я буду их развлекать.

– А когда они начинают нести всякий бред о том, как живут, тебя начинает трясти.

Глинис пожала плечами:

– Я сама не знаю, чего хочу. Меня не радует общение. Как ни смешно, только тебя мне приятно видеть.

– Еще бы, – задумчиво сказала Флика. – Страдания объединяют.

– Знаешь, несколько дней назад со мной произошел случай.

– Так, значит, тебе есть что рассказать.

– Только одна история. Никто еще не знает. В тот вечер Шепард – извини за подробности, об этом не принято говорить – делал мне клизму.

– Все нормально. Мама постоянно мне делает. Что до меня, так я бы предпочла вообще пропустить процесс переваривания пищи, но этот способ в нашем доме не очень популярен.

– Так вот, о Шепарде… Я не уверена, что люди должны быть настолько посвящены в столь интимные дела друг друга.

– Но вы же муж и жена. Ты должна была привыкнуть, что он вставляет кое-что. Какая разница куда?

Глинис рассмеялась и закашлялась.

– Секс все же немного приятнее клизмы.

– Ну, я пока не знаю.

– Можешь мне поверить. Ты иногда общаешься с мальчиками?

– В прошлом году один парень пригласил меня на танец на школьном балу. Но он определенно просто хотел показать всем остальным, какой он великодушный. Зарабатывал себе очки, чтобы родители и учителя могли гордиться прекрасным ребенком. Не представляешь, какое у него было лицо, когда я отказала. Мне понравилось. Я не прочь помочь друзьям улучшить анкету для поступления в колледж. – За последний год манеры Флики очень изменились, стали дерзкими, порой даже нахальными. – Вернемся к твоему рассказу.

– Клизма не привела к желаемому результату и, ну, дерьмо… оно осталось твердым. Как глина. И он… ему пришлось… все выковыривать. Я изо всех сил старалась скрыть стыд. Я лежала на краю ванной попой кверху – как тут не стыдиться. Мой муж всегда считал меня прекрасной. Он не привык к тому, что после прикосновения к моему телу его пальцы перемазаны калом. Он просто молодец, отнесся к этому как к медицинской процедуре, но все же… Мне отвратительно то, к чему свелась наша жизнь, я сама себе противна.

– Это и есть твой «случай»?

– Нет, главное произошло позже. Было три часа ночи. Я не могла уснуть. Мы встали, но я не хотела вставать. Не хотела – вообще не хотела там быть. После клизмы я, наверное, целый час провела в душе, чтобы унять дрожь и перестать чесаться, но сыпь не проходила. Из-за язв во рту мне трудно говорить и глотать, даже улыбаться – хоть я этого давно и не делаю. Я была без сил, совершенно опустошенная, в легких внезапно возникло такое ощущение… Что я не могу вздохнуть, словно тону…

– Ты мне рассказываешь. После воспаления легких со мной бывает еще хуже. И постоянно.

– Я… мне захотелось вырваться. Захотелось так страстно… Казалось, я разваливаюсь на кусочки. Потом сдавило все тело. Это напомнило, как сестры однажды набросились на меня, когда мне было двенадцать. Они потащили меня в маленькую комнатку в подвале, затолкали там в старый шкаф и заперли на щеколду. Сестры посмеялись и ушли. Это самое яркое воспоминание из детства. Я пронзительно кричала, но родителей не было в доме, меня никто не слышал. Я орала, пока не охрипла. С силой колотила по стенкам, потом руки и колени были в синяках. Между досками были широкие щели, не думаю, что я бы задохнулась, но в какой-то момент показалось, что мне не хватает воздуха. Я просидела в шкафу часа два. Мне до сих пор иногда снится тот случай.

– И откуда ты хочешь вырваться, из того вечера? – спросила Флика с таким видом, словно уже знала ответ.

– Из себя. Из всего. Стыдно признаться, но со мной случилась истерика. «Выпустите меня!» Понимаешь? «Отпусти!» Я так кричала.

Глинис пыталась изобразить происшедшее, но выглядела совсем не убедительно. В реальности все было не так мирно. Она царапалась до крови, когда пыталась вырваться из рук Шепарда. На его теле до сих пор остались следы, а она переломала оставшиеся ногти. Она смотрела на Флику во все глаза и тяжело дышала, так сильны были внутренние переживания. Шепард все убрал, и она так и не узнала, разбила ли что-нибудь.

– Я боялась поднять на него глаза, когда рассвело. Я так буянила, что он с трудом уложил меня в постель и засунул в рот таблетку «марципана».

Флику ее рассказ ничуть не встревожил.

– Добавим еще рвоту, и описанное тобой будет похоже на приступ при СВД. Что же касается желания «вырваться» – выход только один, Глин.

– Неправда! – с жаром воскликнула она. – Мне осталось еще шесть химий, и все. Последнее МРТ показало некоторые улучшения. – Она сделала короткую паузу, и стало ясно, что она лжет; сентябрьская томография была даже хуже, поэтому Глинис попросила мужа в дальнейшем беседовать с врачом без нее и не рассказывать о результатах. «Но мы все равно победим болезнь. Существует еще один вариант. Полная ремиссия. Есть и другой выход, в этом все дело».

Флика вскинула брови, заставив Глинис позавидовать тому, что они у девочки есть. Флика старалась быть толерантной.

– Хм, и ты в это веришь.

– Мне больше не во что верить.

– Я уверена, что другой вариант ничуть не хуже.

– Даже не думай.

– А я хочу думать, – помотала головой Флика. – И думаю.

– У всех бывают мрачные мысли. Об этом я тебе и рассказываю. Но ты обязана держаться.

– Это все говорят.

– Что ты имеешь в виду?

– Через год я буду официально совершеннолетней и смогу поступать как сама считаю нужным.

– Угрожаешь?

– Скорее, обещаю. Я устала от того, что своим существованием делаю большое одолжение.

– Моя жизнь ни для кого не удовольствие, – тихо сказала Глинис. – Я лишь мешаю мужу. Порчу ему жизнь.

– Не пори чушь. Ты самое главное, что заботит Шепа, только ради тебя он просыпается утром. Это же очевидно. Очень похоже на ситуацию со мной и моим отцом.

– Шеп с большим удовольствием уехал бы на пустынный остров.

– Пемба – не пустыня. Он показывал мне картинки. Там джунгли и всякое такое. Классно!

Глинис с трудом подавила гнев. Какого черта Шепард показывал девочке фотографии острова, на котором она никогда не побывает?

– Все же я думаю… – пробормотала Флика. – Знаешь, после определенной черты, если всё так всё.

– Дело не в этом. Флика пожала плечами:

– Тебе виднее.

– Мне станет лучше. Я чувствую: однажды мне станет лучше. Выражение лица девочки напомнило ей взгляд свекра. Так

смотрят пастыри на прихожан.

– Я тоже кое-что могу рассказать, – начала Флика, явно желая отвлечься от предыдущей темы, сочтя ее безнадежной. – Я сняла видео для благотворительного фонда по сбору средств на изучение СВД.