Мост над бездной - Гарри Тертлдав

Если бы Ршава не был его родственником, автократор приказал бы его казнить. В этом прелат был уверен.

— Как пожелаете, ваше величество. Я Ршава, священник. Этого достаточно.

— Ты будешь Ршавой, преданным анафеме. Ты будешь Ршавой приговоренным. Я умываю руки. — Малеин даже изобразил, как он это делает. — Если ты созовешь синод, то все, что с тобой случится, не будет иметь ко мне отношение. Да это и не понадобится. Ты сам себя погубишь.

— Я рискну.

Малеин не ответил. Он лишь стоял, указывая на дверь. И Ршава вышел.

* * *

Будучи всегда богатым человеком — и всегда родственником автократора, — Ршава мало знал о том, как живут в Видессе простые люди. Неожиданно он стал одним из них. Он мог бы бесплатно жить в монастыре до тех пор, пока желал бы там работать, но подобную мысль он сразу отогнал. Она попахивала лицемерием. Монахи собираются в монастыре, чтобы поклоняться Фосу. Ршава же поставил перед собой цель выкорчевать эту веру и заменить ее чем-то… чем-то более истинным.

Если он останется совсем без денег, то мысли насчет лицемерия станут роскошью, которую он не сможет себе позволить. Но пока еще мог.

Он продал степных лошадок. Теперь, вернувшись в столицу, он даже представить не мог, что снова захочет уехать. Первый торговец, которому Ршава предложил лошадей, взглянул на них с нерешительностью: он явно репетировал такое выражение лица каждое утро перед зеркалом.

— Даже не знаю, смогу ли я много за них дать, святой отец, — заявил он и, с артистичной скорбью в голосе, добавил: — Кто захочет купить таких лохматых коротышек?

— Это хаморские лошадки. И ты не хуже меня знаешь, что это за лошади и на что они способны. Прикидываясь, будто не знаешь, ты тратишь мое время и оскорбляешь мои умственные способности. — Голос Ршавы был холоднее льда. — А зря тратить мое время очень опасно, можешь мне поверить. Так мы продолжим с этого места? Или мне поискать другого торговца, менее самодовольного?

Лошадник моргнул. К подобной грубоватости он не привык. Он облизнул губы… Что-то в словах Ршавы нагнало на него страх божий — страх, о котором, как полагал торговец, он уже давно забыл. Попытавшись рассмеяться, он издал звуки, больше похожие на воронье карканье.

— Э-э… и сколько вы за них хотите, святой отец?

Ршава назвал желаемую сумму. Лошадник начал было смеяться вновь, но быстро передумал.

— Я дам вам половину, — заявил он.

— Я же сказал: не трать мое время зря, — напомнил Ршава. — И очень немногим повезло услышать мое предупреждение дважды. Так что можешь или считать, что тебе повезло, или дальше оставаться дураком. Моя цена справедлива: да или нет? Ты получишь прибыль от продажи лошадей, если купишь их за эту цену: да или нет?

Лошадник едва не начал привычно торговаться, но ему повезло: он посмотрел Ршаве в глаза. И то, что он в них увидел, заставило купца попятиться, очертить на груди символ солнца и выдохнуть:

— Фос!

— Это не ответ, — невозмутимо заметил Ршава. — Так каков твой ответ?

— Я… я заплачу, сколько вы просите, святой отец. Только… только ничего не делайте, — почти взвыл от испуга лошадник.

— Я ничего не делаю. Я ничего не сделал. Я ничего не сделаю.

Ршава сумел навести ужас, даже спрягая глагол. Он протянул руку. Торговец заплатил ему всю запрошенную сумму до последнего медяка. И когда Ршава ушел, с облегчением выдохнул.

— Что это с тобой? — поинтересовался другой барышник. — Выглядишь так, словно по твоей могиле прошелся гусь.

— Хорошо бы всего лишь гусь. Скорее, один из тех длинноносых зверей, что привозят из-за моря Моряков.

— Слон, что ли?

— Он самый. А то и два.

* * *

Домовладелец Ршавы, страдающий профессиональным любопытством мужчина по имени Лардис, не понимал его. Почему священник не живет в монастыре, а снимает комнату над таверной? Ршава ничего не собирался объяснять.

Когда же он переспал со служанкой из таверны, Лардис перестал задавать вопросы, решив, что знает, к какому типу священников принадлежит Ршава.

В противоположность ему, Ршава вовсе не считал, что принадлежит к таким священникам. Его моральные принципы остались не менее строгими, чем прежде: в словаре Ршавы редко отыскивалось слово «компромисс». Но его исходные моральные предпосылки изменились. Если Скотос оказался сильнее Фоса… В империи была популярна пословица: «Когда приезжаешь в столицу, ешь рыбу».

Как и во всем прочем, созыв синода требовал нескольких формальных шагов, прежде чем колеса начнут вертеться. Будучи знатоком церковных законов, Ршава о них прекрасно знал. Требование о созыве необходимо произнести публично. И он выбрал самое публичное место — решил сделать это в Соборе.

Служба была такой же богатой и величественной, какой запомнилась ему из прежних времен. Священники размахивали кадилами, наполняя воздух ароматами дорогих ладана и мирры. Золотая риза патриарха, расшитая жемчугом и драгоценными камнями, соперничала по пышности с одеяниями автократора. Сам же Собор был еще великолепнее, чем проводимые в нем ритуалы. Скамьи в нем были из кедра, сандала и другого редкого и дорогого дерева. Мозаичные стены, набранные из бирюзы, светящегося розового кварца и поблескивающего перламутра, изображали небеса Фоса.

А из купола над центральным алтарем на прихожан смотрел лик благого бога. Золотые кусочки мозаики переливались и мерцали в лучах света, падавших из окошек в основании купола. Эти лучи создавали иллюзию, будто купол парит над храмом, подобно истинному кусочку небес, спустившемуся на землю.

Взгляд же у Фоса был таким, что мало кому захотелось бы встретиться с ним вновь. Благой бог был суров в своих суждениях. Его темные, окаймленные тенями глаза предупреждали, что люди недостойны его. Прежде, когда Ршава жил в столице, этот божественный взгляд всегда пугал его и вынуждал задуматься: «Достоин ли я небес?» Зато теперь…

Теперь прелат задумывался, достоин ли небес сам Фос. Сменив лояльность, Ршава воспринимал божественную литургию совершенно иначе. Она вполне могла быть плачем детей, напуганных темнотой. Но боятся они темноты или нет — темнота есть. Разве они этого не понимают? Лучше признать это и идти дальше, чем держать бесполезную свечку и притворяться, будто ее жалкий огонек освещает весь мир. Разве не так? Ршава не сомневался в своей правоте.

Проповедь, которую произнес Камениат, оказалась почти незапоминающейся. Ршава знал о самом себе, что он более сильный богослов, чем проповедник. Но превзойти Камениата по части проповедей он мог бы даже во сне. Нынешний вселенский патриарх не обрел известность и как ученый. Он представлял собой обычного церковного бюрократа, функционера, которого мог бы заменить любой из дюжины других функционеров, и от этого мало что изменилось бы — а многие даже и не заметили бы перемены.