Дева и Змей - Наталья Игнатова

Вильгельм крикнул что-то, но голос его потерялся в реве стихий.

Войско столкнулось с войском. Огонь встретил огонь. Ветер схлестнулся с ветром. Слепящий свет закрыли синие, низкие тучи. А под ними, в небесах, в пламени, в отблесках света, прорвавшихся сквозь тьму, сошлись Дракон и Бык. Огромные, как титаны, как дикие древние боги. Серебряные крылья хлестали белую шкуру, оставляя рваные пятна ожогов. Белые копыта ломали броню чешуи. Шипастый хвост крушил прочные кости. Рвали змеиное тело алмазные рога.

Черные воины теснили белые рати.

Черные гибкие кольца, обвив блистающую тушу, сжимались все туже, волны бликов бежали по чешуе, раскрылась клыкастая пасть, как врата преисподней, и сомкнулась на необъятной бычьей шее.

Змея залило серебром, жидким, обжигающим. Оставив врага, он взмыл прямо в тучи, стряхивая с чешуи блестящие капли. Бык упал на колени, и одним ударом хвоста, хлестким, как удар бича, дракон перебил ему хребет.

— Держитесь, — Драхен оказался за рулем, покосился на сидящего рядом Курта, и машина сорвалась с места. По спекшейся от жара земле, прямо в пропасть дороги.

Эйтлиайн

Ну что тут будешь делать? Она выбрала сама, моя серебряная леди, жизнь смертного стоит жизни Улка — может, что-то в этом и есть. Мы могли уйти без потерь, пожертвовав Гюнхельдом, поэк создан на именах его и Элис, и кого-то одного все равно пришлось бы оставить. А теперь приходилось не уходить, а прорываться, и даже моего хваленого могущества не хватало, чтобы справиться с силой сразу двух имен. Не простые смертные — Элис Ластхоп и Курт Гюнхельд.

И чего мне стоило самому использовать имя светлого рыцаря, сразу, как только он назвал его? Помутнение нашло — от любви, не иначе. Пощадить убийцу, и ладно бы, кого приличного, а то ведь даже не дворянина!

Проклятый Бантару успел закрыть поэк со стороны Срединного мира, оставив только один выход — на Межу. А там тоже был закат. Время в пузыре не стоит на месте. Я надеялся, что Свет Владычицы, в том состоянии, в каком он пребывал сейчас, не сможет встретить нас на выходе в Идир, но надежда была… так себе. Убить Бантару я не могу, для этого надо быть Владыкой, и чудом было бы для нас успеть добраться до выхода прежде, чем Бык восстановит силы. А еще один бой с ним — перебор даже для меня.

Однако, ситуация — хоть сейчас в анекдот. Рядом со мной светлый рыцарь, идиот, выбалтывающий свое имя первому встречному. На заднем сиденье — другой рыцарь, отец того паренька, который выстрелит в спину моему еще не родившемуся сыну. Одно утешает: его сын тоже еще не родился, так что не все потеряно. И Элис, у которой хватило ума представиться моей лонмхи. Обидно, что наказать Садовницу я могу и не успеть.

Зато посмотрю, как выглядит заходящее солнце.

Машина, островок тверди в хаосе пузыря, пронеслась через пуповину.

И Бантару встретил нас на выходе.

Ему повезло. Сияющая будет довольна…

“Ситроен” вылетел на асфальт. На ровную полосу шоссе, вдоль которой очень скоро замелькали дорожные знаки, деревья, столбы. За машиной с душераздирающим воем неслись рыцари в черном и стая чудовищ, кто-то вспыхивал под лучами невидимого солнца, кто-то исчезал в языках пламени, но хотелось верить, что кому-то удалось и спастись.

Мелькнул и исчез позади полицейский автомобиль. Курт глянул на спидометр, — стрелка слилась в круг на циферблате.

Но почти сразу скорость упала, и, выехав на обочину, “ситроен” замер.

Ничего не осталось в Драхене от недавнего красавца. Обтянутый кожей скелет шевельнулся в кресле рядом с Куртом, только голос еще был прежним: сильный, с нотками брезгливого пренебрежения.

— Дальше сами, — обронил Змей.

Он открыл дверцу, но Курт не собирался сидеть, сложа руки, и ждать, пока его несостоявшегося убийцу сожжет заходящее солнце. Места были знакомые, впереди, метрах в ста, под дорогой проходила дренажная труба. Черный властелин, или как его там, и пискнуть не успел, только слабо трепыхнулся, когда Курт сгреб его в охапку и, обойдя машину, сунул в предупредительно распахнутый Вильгельмом багажник “ситроена”.

Так-то лучше.

Легким он оказался, Крылатый Змей, как будто кости у него, как у птицы, были трубчатыми. Но все-таки хорошо, что под лучами солнца его высочество впало в оцепенение, потому что, будь он в силах защитить попранное таким обращением достоинство, мало не показалось бы обоим. И комсомольцу, и феодалу.

В трубу, сырую, холодную и просторную — хоть на машине езди — втащили скорее призрак, чем человека. Драхен стал полупрозрачным, как его крылья, и на глазах таял: темнота уже не спасала. Но теперь-то, в относительно комфортных условиях, Курт знал, что делать.

“Старший Гюнхельд сотрет память о нем, и никто из живых более не вспомнит о Змии-под-Холмом, чудище премерзостном”.

— Нож, — он протянул руку, и Вильгельм отдал свой стропорез.

Курт хотел перекреститься, но передумал. Сделал на запястье аккуратный разрез, невольно втянув воздух сквозь сжатые зубы — больно, блин! — и обнял Драхена за плечи, приподнимая, чтобы было удобнее. Первые мгновения ничего не происходило, только кровь, стекая на губы и подбородок Змея, исчезала: то ли испарялась, то ли впитывалась прямо в кожу. А потом — Курт вздрогнул, — руку пронзило новой болью. Острые тонкие клыки впились в запястье. Правда, тут же боль прошла, сменившись легкой щекоткой. И о том, что Драхен может просто не отпустить его, пока не убьет, подумалось с безразличной ленью.

— Что все это значит? — с неприкрытым отвращением в голосе спросила Элис.

“Сокровенный символ этого дня — Лабиринт, где человек должен победить в себе Минотавра. Это день неконтролируемой мощи. Он непредсказуем. В нем много чудес”.

П.Глоба, Т.Глоба “О чем молчит Луна”

“Этот вампир имеет способность убивать родственников психическими средствами. В могиле вампир начнет пожирать саван и затем части своей плоти. Это заставляет живущих родственников начинать пропадать”.

“Сокровищница человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).

Происходило что-то гадкое и противоестественное, Невилл, припав к запястью Курта, жадно глотал кровь, полузакрытые глаза поблескивали красным из-под длинных ресниц. Мерзость… Какая мерзость! Элис почувствовала тошноту, но смотрела, не отрываясь. Невилл же говорил: его называют Олтар Край — кровопийца, но кто мог подумать, что в прозвище вложен буквальный смысл?

Сын Дракона поднял голову, яркие алые глаза взглянули в упор, и Элис отвернулась.

— Спасибо… — пробормотал Курт.

На запястье его не осталось и следов пореза.

— Кейши видела вампира, — Элис встала. — У Майкла было здоровое сердце. Его убил вампир.