Мэрилин Монро - Дональд Спото

Незадолго до конца 1952 года Мэрилин приступила к работе над двадцатым в ее карьере и шестым в этом году кинофильмом — музыкальной комедией в техниколоре «Джентльмены предпочитают блондинок» (по сценарию, написанному Чарлзом Ледерером). Эта лента навсегда запечатлела образ актрисы как тошнотворно-приторной материалистки на выданье, на первый взгляд лишенной интеллекта, но в принципе демонстрирующей массу здравого смысла в контактах с мужчинами — скупцами и миллионерами. «Мне казалось, ты глуповата!» — замечает отец ее богатого кавалера. «Я умею пошевелить мозгами, когда требуется, но большинству мужчин это не нравится». Приведенный только что важный кусок диалога был (как показывают записи ассистента режиссера) включен в почти готовый фильм по прямому настоянию Мэрилин: как обычно, она понимала роль лучше, чем кто-либо другой, и указанная вставка — это ее собственный хитроумный ответ на повсеместную в пятидесятые годы дискриминацию женщин. В картине «Джентльмены предпочитают блондинок» Мэрилин играла роль Лорелеи Ли, а Джейн Рассел[230]была ее остроумной темноволосой подружкой Дороти Шоу. (В соответствии с установленной контрактом недельной ставкой в тысячу двести пятьдесят долларов Мэрилин получила за эту ленту около пятнадцати тысяч долларов; вознаграждение же Джейн Рассел составило полтораста тысяч долларов. На Мэрилин по-прежнему распространялись условия описанного выше контракта, а запутанные отношения с Моррисом и агентством «Знаменитые артисты» все еще не были до конца прояснены.)

Лорелея и Дороти плывут на корабле из Нью-Йорка в Париж, знакомятся с миллионерами, работают в ночном клубе и находят выход из каждой ситуации, возникающей по причине слабости, которую Лорелея питает к богатым мужчинам, и ее сомнительной верности своему женоподобному, изнеженному жениху. (Две звезды спасли этот слабый фильм от полного провала за счет по-настоящему блестящего исполнения нескольких вокальных и танцевальных номеров.)

И самым прославленным среди них оказалось уже упоминавшееся легендарное исполнение Мэрилин песенки Джули Стайн и Лео Робина «Бриллианты — вот лучшие друзья девушки». Окруженная десятками мужчин в черных фраках и черных бабочках, Мэрилин в своем розовом развевающемся платье искрится и сияет на фоне ярко-красной циклорамы[231]. Как и прочие музыкальные номера, эта сцена была поставлена не режиссером фильма Хоуардом Хоуксом (который вовсе не специализировался на музыкальных комедиях), а знаменитым хореографом Джеком Коулом. По правде говоря, Мэрилин вовсе не танцевала: она подскакивала, бегала, перепрыгивала, показывала на что-то, размахивала руками, а также то тут, то там взлетала вверх на руках у взвода мужчин и все это время нежно перебирала в пальцах нитки с нанизанными на них бриллиантами и в эротическом экстазе выкрикивала: «Тиффани... Картье... Говори же со мной, Гарри Уинстон!!!»[232]Так выглядела принятая в 1953 году пародия на «похоть вроде секса» (по крайней мере, в представлении критиков и студии). Номер — не применительно к его художественной ценности — понравился всем и стал наиболее часто демонстрируемой сценой из всей фильмотеки Мэрилин Монро, поскольку артистка сделала из него сатиру наивысшего класса.

Над этими фрагментами своей роли Мэрилин трудилась неутомимо, словно знала, что данная сцена превратится в своего рода национальную святыню. По словам актера Рона Наймэна (игравшего одного из ее поклонников в сцене с «Бриллиантами»), Монро очень понравилась всем работавшим в этой картине, но в противоположность Джейн Рассел она по причине врожденной робости была не в состоянии проявить сердечность в непосредственных контактах. Вдобавок, если Мэрилин на чем-нибудь настаивала (на повторении кадра, на внесении изменений в уже отснятую сцену, на маленьком совещании с Наташей), то с ней соглашались («если она уже вбивала себе что-нибудь в голову, то была несгибаемой», — сказал Наймэн). Звукооператор Лайонел Ньюмэн вспоминал процедуры озвучивания, во время которых Мэрилин настаивала, чтобы петь с оркестром, — а ведь в практике редко использовалась стопроцентная запись музыкальных сцен в целом, обычно пение подкладывалось к записанному заранее музыкальному сопровождению. Артистка также попросила сделать одиннадцать дублей, предпринимая прямо-таки героические усилия, чтобы песня вышла идеально. «Она четко знала, чего хотела, и была чертовски уверена в этом, — утверждает Ньюмэн, — [однако] оркестранты ее обожали. Она всегда была милой, вежливой, не поддавалась сиюминутным настроениям и никогда не забывала поблагодарить всех, кто с ней работал».

Мэрилин (из всех кинозвезд она, пожалуй, меньше всех обращала внимание на материальные блага) исполнила «Бриллианты — вот лучшие друзья девушки» как своего рода сатиру. Ее ненасытная жадность явно ненатуральна, о чем свидетельствуют многозначительные заговорщические подмигивания и усмешки. «У меня такое ощущение, словно все это приключилось с кем-то другим, — сказала Мэрилин о славе, которая обрушилась на нее после того, как картина вышла на экраны. — Я где-то неподалеку и сама чувствую и слышу происходящее. Но если по-честному, то это не я». («В ней не было ничего настоящего, — припечатал Хоукс. — Все абсолютно нереальное».) По словам Джека Коула, Мэрилин готовилась к этой сцене со страстью, доходящей до исступленного умопомрачения. Хол Шеффер, главный музыкальный педагог кинокомпании «Фокс», который нес ответственность за подготовку и аранжировку музыки к кинофильмам и заодно давал Мэрилин частные уроки, был с этим согласен. «Она обожала петь и пела хорошо, а своего идола Эллу [Фицджералд] просто боготворила. В принципе, наибольшее воздействие на искусство пения Мэрилин оказала полученная ею от меня пластинка под названием "Элла поет Гершвина"; певице там аккомпанировал только рояль пианиста Эллиса Ларкина». Благодаря роли Лорелеи Ли Мэрилин осталась в памяти всего мира как эдакая соблазнительная блондинистая секс-бомба — сплошное тело, ни единой мысли, мало чувства, какие-то шепотки, тоненький голосок, нулевая впечатлительность. С жесткими, негнущимися благодаря лаку волосами и лицом, блестевшим от косметики, она походила на смазливую и пухленькую куколку, несущая в себе огромную опасность для мужчин. Меченая скупостью, Лорелея Ли только с виду является невинной карикатурой на статную, пригожую девицу. Мэрилин сотворила из нее сатирический персонаж, ставший гвоздем десятилетия. «Я честолюбиво мечтаю, чтобы люди смотрели на меня в драматических произведениях, — сказала она зимой, — [но] при этом не собираюсь отказываться от ролей с пением и от комедийных ролей».

Однако в душе актрису раздирало на части, поскольку она не знала, то ли стремиться к серьезным драматическим работам, то ли сосредоточиться на музыкальной комедии. Позднее она сказала об этом периоде:

Я была обязана вырваться из всего этого, просто обязана. Опасность состояла в нарастании во мне самой уверенности в том, что только этим и ограничивались мои возможности — ограничивались мои потенциальные достижения — ограничивались возможности любой другой женщины. Наташа и все прочие говорили о том, насколько я убедительна, насколько много меня самой есть в данном персонаже или же насколько многое от этого персонажа должно иметься во мне. А я знала, что могу сыграть еще лучше и добиться еще большего. Но никто меня не слушал.