Аромат лотоса - Лора Бекитт

В конце концов Анри решил обучить возлюбленную французскому, а если получится, то и английскому языку. К его изумлению, Тулси оказалась очень способной ученицей.

С тех пор как Тулси и Анри стали жить вместе, они были счастливы так, как могут быть счастливы только грешники, чудом очутившиеся в раю. Однажды молодая женщина решила станцевать для возлюбленного, и он был поражен игрой ее лица, на котором беспрестанно отражались разные чувства: тревога, горе, радость, счастье. Анри заворожили плавные движения, искусные вращения тела, текучие изгибы рук Тулси – непередаваемый, первозданный рисунок танца. Сложные движения в сочетании с бесконечной переменой выражений лица и глаз составляли основу тонкого поэтического языка, обладающего не меньшей силой, чем тайная мелодия речи.

С ними были их страсть, влечение души и плоти, сила молодости и любви. Они отдавались друг другу так часто, как только могли: в жаркой темноте ночи, при свете занимающейся зари.

Однажды Анри спросил:

– Ты ни о чем не жалеешь?

Молодая женщина ответила:

– Мне жаль Кайлаш. Она осталась совсем одна. Индианка не может жить без мужчины. Прежде о ней заботился Рамчанд, а теперь?

– Быть может, вы еще встретитесь? – сказал Анри.

Тулси печально покачала головой.

Однажды она шла по центральной улице палаточного городка и услышала за спиной разговор офицерских жен. Эти дамы изнывали от скуки: мужья целый день занимались военными делами, и на их долю не выпадало никаких развлечений. Они мирились со своим положением лишь потому, что надеялись на богатую добычу в виде золота, драгоценностей и земель, которую рано или поздно принесет их супругам пребывание в варварской стране.

Им было интересно посудачить о странном союзе француза и индианки, возбуждавшем их ревность, потому что они находили Анри весьма привлекательным мужчиной.

В те годы войска еще не имели специальной колониальной формы, в любую погоду солдаты и офицеры ходили в наглухо застегнутых мундирах и напудренных париках. Анри де Лаваль не считался военным; он давно отказался от парика и плотной одежды и в своей светлой рубашке с расстегнутым воротом, со слегка растрепанными на ветру, выгоревшими на солнце светло-русыми волосами и загорелым лицом казался дамам очень мужественным и красивым.

Четыре дамы, несмотря на жару и плохую дорогу, были одеты в платья с кринолинами из тростниковых обручей, атласные туфельки на каблуках и шелковые перчатки. Держа над головой крохотные кружевные зонтики, они откровенно сплетничали.

– Как индианки умудряются наматывать на себя такие одеяния, ходить в них, да еще заниматься какой-то работой!

– Кто знает! Зато посмотрите, какие волосы даровал Господь этим дикаркам! Еще говорят, что даже самая нищая из них всегда носит на себе кучу золота.

– Не такие уж они скромницы, эти туземки. К примеру, эта.

Живет с французом едва ли не на виду у всего лагеря!

– Кстати, де Лаваль красавец!

– Что вы хотите – француз!

– Тем обиднее, что он предпочел дикарку. Интересно, как он с ней общается?

– Болтают, что он знает их язык.

– Вы думаете, они много разговаривают?! Помилуй бог, все мужчины одинаковы – и их интересует только одно. Этот француз ее бросит, как только она ему надоест.

– Я слышала, он называет ее своей невестой.

– Может, и называет ради приличия. Но жениться?! О нет! Да и как они поженятся? Он христианин, а она самая настоящая язычница!

– Наверняка у этой индианки есть родители, возможно, был и жених, а она убежала с французом!

– Что поделаешь, распутные женщины встречаются среди любого народа.

Тулси поняла далеко не все, но и этого было вполне достаточно, чтобы ее сердце бешено застучало, а лицо залила краска стыда. Она побежала по улице и вскоре очутилась в своей палатке. Присела на кровать, чтобы отдышаться. Тулси верила Анри, как себе самой, и вместе с тем начала постигать, что ее теперешнее представление о любви и браке в свете мнения других белых людей оказалось неправильным.

Она была вдовой и, даже если это оставалось тайной, все равно не могла претендовать ни на повторное замужество, ни на любовь, ни на самую жизнь. Потому все, что она получила взамен забвения, презрения и смерти, почиталось ею как великое счастье.

Англичанки оценивали ее поступки по-своему. Тулси посягнула на внимание белого мужчины, она не скрывала их отношений. И они не были по-настоящему женаты.

Тулси помнила, что ее мать, Арундхати, ушла к ее отцу, не дождавшись согласия родных. А потом умерла, оставив после себя дочь, которая согласно карме – своей и родителей – стала скиталицей на дорогах жизни. Отец покинул деревню и пропал навсегда – не потому ли, что раскаялся в том, что содеял?

Когда Анри вернулся, Тулси сидела потупившись, молчаливая и поникшая. Он бросился к ней.

– Что случилось?

В его голосе было столько любви, столько искренней заботы о ней, что Тулси решила не таиться.

– Анри, что такое распутная женщина?

Он судорожно вздохнул и покраснел, а потом сильно, до боли сжал ее руку.

– Где ты такое услышала?

– Так про меня сказали здешние женщины.

Он смутился еще больше и быстро произнес:

– Они не правы. И я тоже не прав, потому что не подумал о главном. Нам надо пожениться, Тулси. Ты согласна стать моей женой?

Ее взгляд был любящим, вопрошающим, смятенным и безгрешным.

– Разве я тебе не жена?

– К сожалению, не перед законом.

Тулси жалко улыбнулась.

– По нашим законам я не могу выйти замуж еще раз. Я – вдова.

– Тогда давай поженимся согласно моим обычаям, – твердо произнес Анри и тут же опомнился. – О нет, тебе ведь придется принять христианство, а я не могу этого требовать. Ты родилась в Индии, ты индианка и должна верить в своих богов.

На самом деле он часто думал о том, какие у них с Тулси разные боги. В воображении Тулси никогда не возникал образ распятого страдающего бога, она не слышала мифа о грехопадении и не противопоставляла грешное тело бессмертной душе. Тем удивительнее казалась сила любви, способной соединять сердца людей, воспитанных в таких непохожих культурах!

– А ты веришь в своих?

Слегка поколебавшись, Анри промолвил:

– Верю, Тулси. Но ради тебя я готов поверить в других.

Услышав его ответ, она произнесла с потрясающей проницательностью и наивной открытостью:

– Ты надеешься обмануть своего бога?

Анри улыбнулся.

– Наверное, это невозможно. Просто сделаем то, чего хотят люди, тогда, я надеюсь, они оставят нас в покое.