Мифология. Бессмертные истории о богах и героях - Эдит Гамильтон

Гордая, что ей доверили такую ценность, старуха отнесла покрывало Прокне. Царица до сих пор не сняла траура по сестре и пребывала в настроении таком же мрачном, как и ее одежды. Но, расстелив покрывало, она вдруг увидела ту, которую все это время оплакивала. Сомнений быть не могло — это сестра, ее фигура, ее лицо. А рядом Терей, тоже как две капли воды похожий на себя. Холодея от ужаса, читала Прокна страшное послание сестры, словно изложенное прямым текстом, и смолчала лишь потому, что ее душил неукротимый гнев. Сейчас было не время для слез и стенаний. Все свои мысли Прокна сосредоточила на том, как вызволить сестру и какую месть придумать для мужа-злодея. Первым делом она пробралась к Филомеле — разумеется, через старуху вестницу — и, заверив не способную теперь говорить сестру в том, что знает все, забрала ее к себе во дворец. Там, сидя рядом с рыдающей Филомелой, Прокна продолжала размышлять. «Плакать будем позже, — наконец сказала она сестре. — Я готова на все, лишь бы наказать Терея за содеянное». Тут в ее опочивальню вбежал маленький Итис. Посмотрев на сына, Прокна вдруг преисполнилась глубочайшей ненависти. «Как ты похож на отца…» — промолвила она, и дальнейший план выстроился моментально. Одним ударом кинжала Прокна прикончила ребенка. Потом разрубила крошечное тельце, сварила в котле и тем же вечером подала на ужин Терею. Дождавшись, когда муж проглотит последний кусок, она сообщила, каким блюдом его потчевала.

Ошеломленный Терей словно прирос к креслу, и сестры, воспользовавшись его смятением, кинулись бежать. Только у самого города Давлида он настиг их и уже собирался убить, однако боги превратили сестер в птиц: Прокну — в соловья, безъязыкую Филомелу — в ласточку, которая лишь щебечет, но не поет. А Прокна,

Сильнее всего щемит у нас на сердце от соловьиной трели, потому что из всех птичьих песен она самая сладкая, но и самая печальная. Во веки веков не забыть Прокне убитого ею сына.

Превратился в птицу и мерзкий преступник Терей, в уродливую птицу с длинным клювом[315], хотя иногда говорят, что в ястреба.

Римские авторы, пересказывая этот миф, каким-то загадочным образом перепутали сестер, и соловьем у них стала лишенная языка Филомела, что, разумеется, нелепо. Однако именно Филомелой по сложившейся традиции называют соловья в английской поэзии.

У злосчастных сестер имелась племянница, Прокрида[316], которой выпала участь почти такая же горькая. Она была очень счастлива в браке с Кефалом, внуком повелителя ветров Эола, но идиллия продлилась недолго. Через считаные недели после свадьбы Кефала похитила не кто иная, как сама Аврора, богиня зари. Он любил охотиться и потому часто вставал с первыми лучами солнца, чтобы загнать очередного оленя. Вновь и вновь видела прекрасного молодого охотника восходящая Аврора и влюбилась в него без памяти. Но Кефал был предан жене, и даже излучающая сияние богиня не могла заставить его изменить Прокриде. Ею одной было полно его сердце. Уязвленная тем, что все соблазны оказались бессильны перед этой непоколебимой верностью, Аврора в конце концов отпустила охотника. Пусть отправляется к своей ненаглядной, вот только неизвестно, оставалась ли она ему во время этой разлуки так же предана, как он ей.

От этого коварного намека сердце Кефала вспыхнуло жгучей ревностью. Его так долго не было дома, а Прокрида так прелестна… Он не сможет жить спокойно, пока точно не удостоверится, что жена любит его одного и ни на кого не променяет. Решив устроить ей проверку, он сменил облик. Некоторые авторы говорят, что в этом ему помогла сама Аврора. Как бы то ни было, маскировка удалась, и Кефал вернулся домой, никем не узнанный. Увидев, что все тоскуют по исчезнувшему хозяину, он немного воспрянул духом, однако затею свою не бросил. Когда же его привели к Прокриде и он убедился, что она печальна, подавлена и белый свет ей не мил, Кефал едва не отказался от намерения испытать ее верность. Но насмешливые слова Авроры неотвязно звучали в ушах. Кефал принялся обольщать Прокриду, чтобы та влюбилась в него, в чужеземца, за которого он себя выдавал. Ревнивец пылко ухаживал за ней, не уставая напоминать, что супруг ее бросил. Очень долго не мог он вызвать в Прокриде хотя бы проблеск ответного чувства. На все его увещевания она повторяла одно: «Я принадлежу только ему. Где бы он ни был, я берегу свою любовь для него».

Но в конце концов под натиском уговоров, посулов и жарких слов Прокрида дрогнула. Она не сдалась полностью, нет, просто отказала настойчивому гостю недостаточно твердо, однако Кефалу этого хватило. «Бесстыдница! Изменница! — вскричал он. — Я твой муж и свидетель твоего вероломства!» Прокрида посмотрела ему прямо в глаза, а потом развернулась и, не произнеся ни слова, покинула дом. Любовь сменилась ненавистью — и не только к мужу, но вообще ко всему мужскому роду. Прокрида ушла в горы, чтобы не встречаться больше ни с кем из людей. Кефал же вскоре одумался и понял, как глупо поступил. Он искал любимую повсюду, а когда нашел, стал слезно умолять о прощении.

Прокрида простила его не сразу, слишком глубоко ранил ее душу этот оскорбительный обман. И все же со временем Кефал добился ее расположения[317]. Они счастливо прожили вместе еще несколько лет. И вот однажды супруги отправились на новую охоту, куда теперь всегда ходили вдвоем. У Кефала было не знавшее промаха копье, которое ему когда-то подарила Прокрида. На лесной опушке они разделились в поисках дичи. Чуть погодя зоркий взгляд Кефала уловил какое-то движение в зарослях впереди. Охотник, не раздумывая, метнул копье. Оно попало в цель. Прокрида, пронзенная в самое сердце, замертво рухнула на землю.

Орифией звали одну из сестер Прокриды. В нее влюбился Борей, северный ветер, но отец девы Эрехтей, как и все афиняне, противился этому союзу. Узнав о злоключениях Прокны и Филомелы, пострадавших от выходца с севера, фракийца Терея, они возненавидели всех северян разом и отказывались отдавать царевну Борею. Но когда могучий северный ветер останавливали людские запреты? Как-то раз, когда Орифия играла с сестрами на речном берегу, Борей налетел на нее неистовым вихрем и унес к себе во Фракию. Двое родившихся у них сыновей, Зет и Калаид, впоследствии участвовали в походе за золотым руном.