Итальянец - Анна Радклиф

Однако воспоминания о встрече со Скедони в будуаре матери заставили его снова сомневаться, что таинственный монах и Скедони — это одно лицо. Так и не придя ни к какому заключению, усталый и измученный юноша наконец уснул.

Возможно, было уже около двух часов ночи, когда он внезапно проснулся от каких-то звуков в его темнице. Прислушавшись, он услышал лишь вой ветра. Когда он снова уснул, сон его был тревожен и полон кошмаров. Он видел фигуру монаха, который бесшумно приближался к его ложу. Лицо его было скрыто капюшоном. Но вот он его отбросил, и Винченцо увидел, что это не Скедони, а кто-то другой, незнакомый. Что-то странное было в его лице, недобро горели его глаза. Он не был похож на человека, а скорее на призрак. Вот он вдруг вынул кинжал и протянул его Винченцо. На кинжале были пятна, и Винченцо понял, что это кровь. Он в ужасе отшатнулся и закрыл глаза, а когда открыл их, монах уже исчез.

Из короткого забытья его вывел чей-то тяжкий стон. Испуганный Винченцо, открыв глаза, снова увидел фигуру монаха. Он стоял перед ним, и лицо его было скрыто капюшоном. Но теперь это был уже не сон, ибо он услышал его голос. Монах откинул капюшон, и Винченцо увидел то же лицо призрака, что видел во сне. Ужас охватил его. Вместо кинжала в руке монаха был фонарь.

— Это ваша последняя ночь, — тихо промолвил монах, — а завтра…

— Ради всего святого, кто вы, зачем пришли сюда? — воскликнул перепуганный Винченцо.

— Не спрашивайте, а лучше отвечайте мне.

Винченцо поразили не только слова, но и тон, которым они были сказаны.

— Давно ли вы знаете отца Скедони? Где вы впервые увидели его?

— Я знаю его не более года. Он духовник моей матери. Впервые увидел его в коридоре родительского дома, когда он вышел из гостиной моей матери.

— Вы уверены, что все было именно так? Ваша память вам не изменяет? — справился монах, сделав странное ударение на последних словах. — Это очень важно.

— Да, уверен.

— Странно, — заметил монах после паузы. — Казалось бы, пустячная встреча, а вы ее запомнили. Значит, это отложилось в вашей памяти. За каких-нибудь пару лет мы многое успеваем забыть. — Он вздохнул.

— Я хорошо помню обстоятельства этой встречи, — сказал заинтересованный Винченцо. — Было уже довольно поздно, опускались сумерки. Он как-то неожиданно возник передо мной, а когда мы разминулись, он словно про себя произнес: «Звонят к вечерней мессе». Его голос поразил меня. Я услышал, что в это время действительно звонил колокол церкви Святого Духа…

— Вы хорошо знали его?

— Нет, он был знаком мне лишь внешне.

— Вы что-нибудь слышали о нем, о его прошлой жизни?

— Нет.

— Ничего необычного, что касалось бы его? — добавил монах.

Винченцо помедлил, прежде чем ответить, ибо вспомнил ту странную историю, которую не успел досказать ему Паоло, когда они с ним оказались в подземелье крепости Палуцци. Он говорил об одной исповеди в церкви Кающихся Грешников. Но Винченцо не мог утверждать, что это имеет отношение к Скедони. Он вспомнил также окровавленное монашеское одеяние, найденное там же, в подземелье крепости. Но все это показалось ему теперь таким же зловещим и нереальным, как присутствие этого монаха в его темнице сейчас.

— Вы слышали что-нибудь необычное об отце Скедони, отвечайте?! — Голос монаха на сей раз звучал сурово.

— Вам не кажется странным, что я должен отвечать на вопросы человека, который не пожелал даже назвать свое имя? — рассердился Винченцо.

— Мое имя давно предано забвению, его никто уже не помнит, — тихо ответил монах и отвернулся. — Я предоставляю вас вашей судьбе.

— Какой судьбе? — испуганно воскликнул Винченцо. — Какова же в таком случае цель вашего визита? Прошу вас, скажите.

— Вы вскоре сами все узнаете. Но будьте милостивы к себе.

— Какая же судьба меня ждет? — настаивал взволнованный Винченцо.

— Не спрашивайте меня более. Лучше отвечайте на мои вопросы. Скедони…

— Я рассказал вам все, что знаю о нем. А остальное лишь одни предположения…

— Какие предположения? Не относятся ли они к исповеди в церкви Кающихся Грешников? Церковь принадлежит монастырю Санта-Мария-дель-Пианто.

— Вы и об этом знаете? — удивленно воскликнул Винченцо.

— Что вам известно об этой исповеди?

— Ничего.

— Говорите правду, — строго приказал монах.

— Исповедь — это тайна. Она известна только исповеднику. Как могу я ее знать?

— Разве вы никогда не слышали о том, что отец Скедони повинен в многочисленных тяжелых преступлениях, которые пытается теперь замолить?

— Нет, не слышал, — испуганно промолвил юноша.

— Не слышали о том, что у него была жена… брат?

— Нет.

— О том, как он совершал свои убийства?..

Монах умолк, словно давал Винченцо время осознать весь ужасный смысл своих слов.

— Значит, вы ничего не знаете о Скедони? — снова промолвил он после долгой паузы. — Ничего о его прошлой жизни?

— Ничего, кроме того, что я уже сказал, — повторил Винченцо.

— Тогда внимательно выслушайте все, что я сейчас вам скажу, — произнес монах. — Завтра вечером вас опять поведут в камеру пыток. На этот раз вы попадете в камеру, которая помещается за залой суда. Там вы увидите много такого, о чем никогда не знали и не подозревали. Но не пугайтесь, я буду там, хотя и останусь невидимым.

— Невидимым? — в растерянности произнес юноша.

— Не перебивайте меня, а лучше слушайте. Если вас начнут спрашивать об отце Скедони, сообщите им, что в течение пятнадцати лет он скрывался под видом монаха в доминиканском монастыре Святого Духа, что в Неаполе. Когда вас спросят, кто он, назовите его имя: Фернандо граф ди Бруно. На вопрос, почему он скрывался, посоветуйте им справиться в церкви Кающихся Грешников, что в монастыре Санта-Мария-дель-Пианто, возле Неаполя. Потребуйте, чтобы вызвали в суд для показаний отца Ансальдо ди Ровалли. Он может рассказать суду об исповеди, которую ему пришлось выслушать вечером двадцать пятого апреля 1725 года, в конце праздника святого Марко.

— Столько времени прошло, что он может забыть об этой исповеди, — возразил Винченцо.

— Не беспокойтесь, он ее не забыл, — ответил монах.

— Но позволит ли ему его совесть нарушить тайну исповеди?

— Суд прикажет ему сделать это и, таким образом, снимет грех с его души за разглашение тайны исповеди, — сурово сказал монах. — Он не посмеет ослушаться приказа суда. Далее вы должны потребовать призвать к ответу отца Скедони за все те злодейства, которые раскроет исповедник Ансальдо.

Монах умолк, ожидая от Винченцо ответа.

— Как могу я это сделать по подстрекательству незнакомого мне человека? Ни совесть, ни обыкновенная осторожность не позволят мне говорить то, что я не могу подтвердить доказательствами. Это верно, что у меня есть основания считать Скедони своим врагом, но я не могу быть несправедливым даже к своему врагу. У меня нет никаких доказательств, что он граф ди Бруно и повинен в тех преступлениях, о которых вы говорили. Я не хочу, чтобы меня использовали для вызова кого-либо в суд, где невинность не может найти защиты, а для осуждения на смерть достаточно всего лишь подозрения.