Амулет Самарканда - Джонатан Страуд

Пруд был очень миленький (если не считать сомнительного изваяния бога с дельфином). Молодой садовник пропалывал бережок. Несколько ни в чём не повинных уток сонно покачивались на воде. Камыш шелестел на ветру. Кто-то соорудил на берегу беседку, увитую жимолостью, и её листва отливала приятной умиротворяющей зеленью под лучами полуденного солнца.

Это так, описание на память. Первым Взрывом я промазал по наёмнику (трудно правильно рассчитать скорость человека в сапогах-скороходах), но зато попал в беседку. Та мгновенно испарилась. Садовник взвизгнул и прыгнул в озеро; утки закачались на волне. Камыши вспыхнули. Наёмник поднял голову. До этого момента он меня не замечал — наверное, был слишком занят тем, чтобы удержать сапоги под контролем, — так что это было не очень-то спортивно. Но что ж поделать — я опаздывал на конференцию. Мой второй Взрыв угодил ему прямехонько в грудь. Наёмник исчез в вспышке изумрудного пламени.

Эх, если бы все мои проблемы решались так просто!

Я быстро описал круг, оглядывая горизонт, но вокруг не видно было ни наблюдателей, ни вообще чего бы то ни было нехорошего, если не считать розовой задницы Скволлса-сына: они с папашей развернулись и резво дернули обратно к воротам. Прекрасно. Я уже готов был повернуть обратно к дому, но тут дым от Взрыва рассеялся, и я увидел наёмника. Он сидел в воронке метровой глубины, в грязи с головы до ног, и ошарашенно моргал — но при этом был живехонек.

Хм. Вот на такое я как-то не рассчитывал.

Я резко затормозил в воздухе, развернулся и нанёс ещё один, более концентрированный удар. От такого удара даже Джабор бы слегка покачнулся, а большинство людей превратились в облачко дыма на ветру.

Но бородач к большинству не относился. После того как пламя угасло, он взял и вскочил на ноги, легко и непринужденно. Правда, выглядел он слегка одуревшим. Надо признать, что большая часть его плаща сгорела, но тело под ним осталось всё таким же крепким и здоровым.

Я не стал предпринимать других попыток. Я умею понимать намеки.

Наёмник запустил руку под плащ, извлек из потайного кармана серебряный диск — и метнул его с совершенно неожиданной скоростью. Диск пронесся на расстоянии волоска от моего клюва и небрежно по дуге вернулся к хозяину.

Однако! За последние несколько дней мне многое пришлось пережить. Такое впечатление, что все, кто встречался мне на пути, желали урвать кусочек меня — все, будь то джинны, волшебники или обычные люди. Меня вызывали, избивали, в меня стреляли, меня брали в плен, загоняли в сжимающийся шар — и считали это чем-то само собой разумеющимся. И вот теперь, в довершение всего, этот тип тоже присоединился к моим недоброжелателям, хотя я всего-то и пытался его убить.

Я вышел из себя.

Самый разъярённый дрозд, какой только существовал на свете, спикировал на статую в фонтане. Дрозд приземлился на хвост дельфина, обхватил камень крыльями и принял облик горгульи. Дельфин с богом [Примечание: Они тесно сплелись друг с дружкой. Не спрашивайте меня как. ] откололись от постамента. Заскрежетал раздираемый свинец, и статуя рухнула в озеро. Из разорванных труб зафонтанировала вода. Горгулья схватила статую за голову, рванула и перенесла на берег озера, неподалёку от того места, где стоял наёмник.

Он выглядел не настолько обеспокоенным, как мне хотелось бы. И снова метнул диск. Диск впился мне в руку — ядовитое прикосновение серебра.

Не обращая внимания на боль, я швырнул статую — так шотландские горцы на состязаниях швыряют бревно. Статуя пару раз элегантно перевернулась и рухнула на наёмника. Раздался приглушенный удар.

Наконец-то я его достал! Но всё-таки его не сплющило, как я надеялся. Я видел, как он барахтается, пытаясь ухватить лежащего ничком бога хоть за что-нибудь и стащить статую с себя. Это начинало становиться скучным и утомительным. Ну что ж, если я его и не остановил, то уж наверняка задержал. И пока наёмник барахтался, я подскочил к нему вплотную и стащил с него сапоги-скороходы. А потом размахнулся как следует и зашвырнул их на середину озерца, в гущу энергично кружащих уток. Сапоги булькнули и ушли под воду.

— Ты за это заплатишь! — сказал наёмник. Он всё ещё продолжал бороться со статуей и мало-помалу сдвигал её.

— Что, ты так до сих пор и не научился признавать своё поражение? — поинтересовался я, раздраженно почёсывая рог. Я как раз раздумывал, чего бы ещё такого сделать, но тут…

…тут я почувствовал, как у меня все внутри перевернулось. Самая моя сущность забилась в корчах. Я задохнулся и начал таять и испаряться прямо на глазах у наёмника.

Он рванулся изо всех сил и сбросил статую с себя. Сквозь боль я разглядел, как он поднялся на ноги.

— Стой, трус! — выкрикнул он. — Остановись и сражайся!

Я махнул ему расплывающейся лапой.

— Считай, что тебе повезло, — простонал я. — Я тебя отпускаю. И не забывай…

Тут я исчез, и моя остроумная реплика исчезла вместе со мной.

40

Стрела блестящей чёрной плазмы ударила в ближайшую витрину. Головной убор шамана, горшки и флейты, сама витрина и часть пола — всё испарилось с таким звуком, какой издает вода, быстро втягиваясь в слив. Из бреши в полу поднялись четыре столба пара.

Натаниэль преодолел в кувырке около метра и вскочил на ноги. У него закружилась голова, но он не колебался ни мгновения. Он кинулся к следующей витрине, той, в которой лежали металлические кубики. Когда старый волшебник снова вскинул руку, Натаниэль сгреб несколько кубиков — сколько смог — и нырнул за ближайший стеллаж с книгами. В то место, где он только что стоял, ударила вторая стрела плазмы. Старик прищёлкнул языком.

— И что ты собираешься сделать? Напустить на меня ещё букашек?

Натаниэль взглянул на кубики у себя в руках. Нет, не букашки — но немногим лучше.

Всего лишь Пражские Кубики: мелкий реквизит волшебников низкого уровня, промышляющих фокусами. В металлической скорлупе каждого кубика сидело по демону-букашке; туда же были заключены различные минералы, истолченные в порошок. Высвобождаясь по команде, букашки и порошок вспыхивали, порождая причудливые языки пламени. Дурацкая игрушка, и ничего больше. Уж никак не оружие.

Каждый кубик был завернут в бумагу со знаменитым логотипом алхимиков с Золотой улицы. Кубики были старые, возможно, ещё прошлого века. Возможно, они вовсе не работали.

Натаниэль схватил один из кубиков и швырнул как есть, не разворачивая, через стеллаж.

И выкрикнул слово Освобождения.

Демон, сидевший в кубике, вспыхнул, рассыпав сноп серебряных искр и испустив металлический звон. Галерею наполнил слабый, но безошибочно узнаваемый запах лаванды.

Старик радостно захихикал.

— Как это мило с твоей стороны! Ещё, пожалуйста! Я желаю, чтобы наш приход к власти сопровождался наилучшими ароматами. А запах рябины у тебя есть? Мой любимый!