Печать богини Нюйвы - Яна Горшкова

– Что вы делаете? – шепотом спросил Сян Юн.

Таня приоткрыла один глаз, чтобы убедиться: девятый вал бешенства благополучно схлынул, уступив место любопытству.

– Благодарю за ваше благородство и сдержанность, – сказала она мягко, как если бы говорила с тигром или волком. Мягко, без страха, но и без нажима. – Зачем же убивать будущих союзников? Пусть живут и искупят свою вину перед вами, верно я говорю?

– А как же…

– Да что взять с пьяных? – бодро улыбнулась Татьяна. – Пусть болтают, авось выболтают свои тайны.

– Так вы не обиделись? Я должен быть уверен, что вашей чести не нанесен урон.

– Моя честь слишком безупречна, чтобы какой-то перепившийся грубиян смог ее запятнать, – высокомерно ответила девушка, дивясь собственной наглости, и медленно отпустила руку Сян Юна.

– Вы правы, моя Тьян Ню. Кажется, я немного… хм… погорячился, – почти расслабленно вздохнул генерал и приказал позвать музыкантов.

Теперь Татьяна отлично понимала, что чувствует дрессировщик в цирке, который под барабанную дробь сунул голову в пасть льву, а потом благополучно ее оттуда достал. Если бы знала раньше, то на представлениях, куда водили ее родители в детстве, аплодировала бы смельчаку сильнее и громче.

Она выдохнула с облегчением и повернулась к Сян Ляну. Взгляд дядюшкиных стылых очей буквально пригвоздил Таню к месту. Его, такого невозмутимого, такого гордого, вдруг перекосило всего. Будто он узрел, как повар сыплет яд в его суп, ей-богу.

«Интересно, что я опять сделала не так? – озадачилась небесная дева. – Приличия какие-то нарушила?»

Лю Дзы, Люси и соратники

Хваленый «доспех», который «небесной госпоже-лисе» с опасливым поклоном преподнес братец Фань, Люсе категорически не понравился. Изготовленная из довольно грубо выделанной толстой кожи, эта броня больше всего походила на почти негнущийся кожаный футляр с завязочками по бокам. К тому же мастеровитый великан, видимо сильно впечатленный выдающимся по китайским меркам бюстом «хулидзын», оставил в верхней части нагрудника такой щедрый запас, что не то что Людмиле, а даже ее покойной матушке было бы не тесно. Увидев свою лису в этаком облачении, мятежник Лю тихонько хрюкнул и отвесил покорно склонившемуся побратиму легкую затрещину. А потом лично подтянул все ремешки и завязал тесемки. Люсе стало немного удобней, но все равно ходить, а тем паче – бегать в этой кирасе она не смогла бы. Впрочем, ей и не пришлось.

– От случайной стрелы на излете эти доспехи тебя защитят. – Прежде чем девушка успела возмутиться, Пэй-гун уже подсадил ее в седло. – И от скользящего удара – тоже. А большего пока и не надо. Ты останешься рядом с Цзи Синем, когда мы будем брать город.

– Поняла, – вздохнула Люся и поерзала, привыкая к тяжести и специфическому запаху буйволиной кожи. – Сян Юн сейчас в Се, а мы идем штурмовать Дан. Это в другую сторону, да?

– Не совсем. – Лю вспрыгнул на Верного и, подъехав вплотную, успокаивающе тронул Людмилу за плечо. Впрочем, сквозь толстую кирасу она даже не почувствовала касания. – Помнишь, что я говорил? Забрать Тьян Ню мы можем или силой, или хитростью. Это – хитрость.

– «Подними шум на востоке, а нападай на западе?» – вовремя припомнила Люся одну из стратагем, понукая флегматичную и изрядно откормленную соловую кобылку, которой ее одарили. – Двигай, Матильда!

– Почти, – улыбнулся довольный Пэй-гун. – Хотя вернее будет так: «Убей чужим ножом» и «Прячь за улыбкой кинжал». Пусть войско Чу берет Се, пусть Цинь стянет туда основные силы. Нам же лучше. Когда Сян Юн победит, ему понадобится союзник.

Они неторопливо ехали шагом, пока войско Лю, разномастное и пестрое, как линяющая змея, медленно выбиралось на дорогу. Остальные всадники поотстали, чтобы не мешать беседе предводителя с его лисой.

– Думаешь, он захочет заключить союз с тобой? – Людмила припомнила гордого князя Чу и его хитрого дядюшку и недоверчиво выгнула бровь. – А у нас людей не маловато?

– Сейчас – не захочет. Но пока он возится в Се и теряет там солдат, мы возьмем Дан и пополним наше войско. И вот тогда Сян Лян сам пошлет ко мне гонца.

– А ты?

– А я отвечу согласием, конечно. – Улыбка Лю Дзы стала непередаваемо светлой и даже отчасти невинной. – Чу – выгодный союзник, без них нам пока не обойтись. Я спрячу мой кинжал за улыбкой и буду очень низко и почтительно кланяться благородному генералу Сян Юну. Может, даже старшим братом его назову. А тем временем придумаю, как нам забрать у чусцев Тьян Ню. И как внушить моим собственным людям, что…

Верный переступил ногами и всхрапнул, и Лю отвлекся. А когда снова взглянул на девушку, поразился, каким грозовым огнем полыхают ее глаза.

– О, мы внушим, – хищно улыбнулась Люси. – Все что угодно внушим. Я знаю, кем я буду в твоей армии, мятежник Лю. Займусь пропагандой твоего светлого образа среди населения. Скажи, ты уже убивал Белую Змею?

– Кого?

– Отлично! – просияла девушка, отмахиваясь от вопроса. – Есть одна идея. Но расскажу после того, как возьмем этот ваш Дан. Тебе понравится.

– У меня тоже есть кое-какие мысли. – Лю глянул внимательно и серьезно. – После взятия города я расскажу тебе о них.

– Ну так иди и бери, – усмехнулась Людмила. – Чем быстрей нападешь, тем скорее победишь, так? Давай не задерживайся. Мы с Матильдой не будем путаться под ногами, верно, Матильда?

Соловая толстушка, и не подозревающая о том, что удостоена чести делить одно имя со знаменитой в далеком будущем балериной Кшесинской, лениво махнула хвостом. За Верным ей, само собой, было нипочем не угнаться, но зачем бегать за мужчиной, когда он сам только и ждет случая побежать за тобой? То-то же. Победит и вернется. А дамы, так и быть, подождут в сторонке.

«В детстве я больше всего хотела, чтобы мы с Люсенькой никогда не разлучались. Никогда-никогда. У меня не было друга дороже и человека роднее, чем она. Моя сестра, моя единственная сестра. Как жаль, что мое желание так и не сбылось».

(Из дневника Тьян Ню)

«Божий промысел непостижим, но некоторые чудеса можно и до́лжно творить человеческими руками. Они под силу только людям».

(Из дневника Тьян Ню)

Тайвань, Тайбэй, 2012 г.

Кан Сяолун

Кан Сяолун всегда предпочитал неторопливо и рассудочно сплетать свои планы в сложные схемы – торопиться он не любил, ибо начало считал порой деликатной, требующей осторожности и внимания. Зато действовал профессорский племянник, приняв решение, молниеносно. Ведь мир – неделим и бесконечен, и реки судеб, вскипая в пучинах времени, всегда возвращаются к своим истокам, замыкая круг.

Он, Сяолун, и хотел именно этого. Замкнуть круг, свести воедино пути, разорванные тысячелетия назад, и получить свою законную награду. И еще… восстановить справедливость.