На краю империи. Камчатский излом - Сергей Щепетов

– Ну, чо там слыхать? – шепотом, но сурово спросил служилый.

– Ничо, кажись… Бормочет чтой-та…

– Не почивает, значит, – сделал вывод Митька. – Тады стучи и докладывай – гостинец для его благородия!

– Как можно?!

– Можно! Не хошь, так я сам! – Митька перекрестился и решительно постучал в дверь «приемной»: – Дозвольте войти, ваше благородие!

Ответа не последовало, но служилый открыл дверь и шагнул в комнату, оставив свою спутницу в сенях.

– Премного благодарен за честь, ваше благородие! Вот, привел, как обещался!

В комнате, конечно, пованивало, но было довольно чисто. Ставни с окон были убраны, и сквозь лахтачьи пузыри пробивался свет. Облаченный в ночную рубашку и халат, Беринг сидел в своем кресле. Про его вид вполне можно было сказать: краше в гроб кладут. Однако Митьку порадовало, что он все-таки сидит, а не лежит в койке, тупо глядя в потолок. Правда, и сидя капитан смотрел не на гостя, а куда-то в пространство, руки его безвольно свисали почти до пола.

– Девку, грю, привел, ваш-бродь! – повторил Митька. – Чтоб вам не скучно было!

Беринг его не видел и не слышал. Это был дурной признак, но служилый продолжил атаку:

– Да вы не пужайтесь, ваше благородие, она ласковая – не укусит, коли сами не попросите! А то чо ж вы без женского-то пригляда все обитаете? Не дело это!

– Пошел вон… – прошептал Беринг.

– А насчет женушки вашей, Анны Христинушки, сомневаться не извольте, не прознает она, – продолжил Митька соответствующим тоном. – Отсель до Питербурха тыщщи верст – не видать и не слыхать, поди.

– Пошел вон, – довольно внятно проговорил капитан и сфокусировал взгляд на госте.

– А хоть бы и прознала, ваш-бродь, что ж такого? – подмигнул служилый. – Дело-та наше мужеское, гы-гы! Дело наше кобелячье! Однако ж, и бабы… Оне ведь тоже того, гы-гы!

– Пошел вон! – Беринг слегка подобрался, взгляд его стал почти осмысленным.

– Бабы, оне ж тоже хочут, верно, ваш-бродь? И русские хочут, и камчадальские хочут, а промеж ног у них все одинаково. И немецкие, небось, тоже хочут?

– Пошел вон, наглец!! – Капитан выглядел уже почти прежним. Однако соображал он плохо и потому добавил не к месту: – Анна – святая женщина!

«Все! Опять я его осилил», – без особой радости подумал Митька и перешел на «господский» язык:

– Несомненно, господин капитан, несомненно! Непорочное зачатие, знаете ли…

– Что-о-о?!.

– У меня, конечно, устаревшие сведения, но… Но, думаю, вас уже можно поздравить с прибавлением семейства!

Кровь прилила к лицу Беринга – от мертвенной бледности не осталось и следа. Опершись руками о подлокотники, он начал подниматься из кресла, хрипя что-то по-немецки.

– Да не волнуйтесь вы так, господин капитан! – стал успокаивать его Митька. – Все будет хорошо! Ну что вы, право?! Анна Кристина с братом Бенедиктом отправились в Москву. Там ее мало кто знает, и беременность наверняка удалось сохранить в тайне. В Немецкой слободе прекрасные акушерки, и, наверное, роды прошли благополучно.

Капитан плюхнулся обратно в кресло. Он шумно дышал, словно только что поднял и сбросил огромный груз.

– Откуда… ты знаешь?!

– Господин капитан, неужели вы еще не убедились, что мне бесполезно задавать этот вопрос?! Впрочем, тут интереснее другое: вы ведь не спорите со мной, не кричите, что этого не может быть. Значит… Я не прав, а?

– Ты – сам сатана!

– Где уж мне? – вздохнул служилый. – Я и на простого черта не тяну. Вот чувствую, вы спросить хотите…

– Кто он? – не удержался Беринг.

– Угу, – кивнул Митька. – А я и не знаю! Наверное, кто-нибудь из друзей вашей семьи, да?

– М-м-м… – Капитан прижал пухлые ладони к лицу и что-то забормотал по-немецки.

– У нас говорят, что клин вышибают клином, – поучительным тоном сказал Митька, имея в виду сразу несколько смыслов. – А иначе – никак. Позвольте откланяться, господин капитан?

Ответа он не получил, но, поклонившись, повернулся к двери. Он ее двинул от себя сильнее, чем нужно, – хотел проверить, подслушивает ли Никифор. Однако по уху он никому не попал – денщик успел отскочить.

– Что стоишь, дура?! Иди туда – пол подмети, пыль оботри! – зашипел Митька на камчадалку. – Гребешок-то взяла?

– Взяла…

– Так причеши господина капитана!

– Хи-хи, можно, да?

– Можно, можно, шевелись тока!

Девица выхватила из угла веник и юркнула в комнату – служилый не успел даже шлепнуть ее по ягодице, как собирался.

– Уф-ф! – облегченно вздохнул Митька и обратился к денщикам: – Вы чо таки рожи корчите, а? Капитан приказал мне чарку вина выдать! Ну, котора тут у вас побольше? А вам – воду таскать, греть и в бадью наливать. Их благородие купаться желают!

– Э-э… С девкой что ль?!

– Не с тобой же, дурак! Вино давай!

Чарку свою Митька получил, выпил, вышел на крыльцо и выкурил трубку. Потом вернулся и выпросил еще половинку. Опять покурил. Его холопка из господских палат не появлялась, и Митька решил, что, скорее всего, она там приживется. А если нет, то ничего уж тут не поделаешь и можно с чистой совестью идти домой.

А по пути Митька размышлял о том, какое мощное оружие оставил ему тезка из будущего. Правда, сегодня ему пришлось использовать это оружие «нечестно» – он говорил Берингу о событиях, которые должны были произойти почти на целый год позже. В той истории, которую знал Дмитрий, жена родила Берингу вполне здорового ребенка – через полгода после его возвращения из экспедиции. Причем ждала она мужа почему-то не в Петербурге, куда капитан должен был вернуться, а в Москве. В той – иной – истории Беринг сына признал…

* * *

На другой день с устья реки Большой прибыла шлюпка и несколько батов с грузом. Приехали Чириков и Чаплин. Принять офицеров Беринг отказался, сославшись на нездоровье. То же самое повторилось и на следующий день – в покои командира допускался только местный монах. Всем было ясно, что капитан глубоко потрясен смертью своего земляка и соратника Мартына Шпанберга.

На третий день по лютеранскому обычаю состоялись похороны, и Беринг принял в них участие. Митьке, наблюдавшему церемонию со стороны, показалось, что выглядит он, пожалуй, даже слишком бодро для убитого горем – и румянец на щеках появился, и голос командирский вернулся… Правда, из донесений Никифора служилый уже знал, что в последнее время капитан кушает с аппетитом и спит крепко – не в одиночестве, конечно.

От могилы солдаты и матросы уходили строем, прочие служители – просто толпой. Задержался лишь Чириков. Митька решил последовать его примеру – вдруг лейтенант захочет с ним поговорить? Он не ошибся – движением руки офицер подозвал его к себе. К поселку они возвращались вдвоем.