Скромный герой - Марио Варгас Льоса

Посадку на мадридский рейс еще не объявили. Ригоберто рассказал Лукреции и Фончито, что чета Янаке летит в Европу по приглашению Армиды. Лукреция была растрогана щедростью вдовы Исмаэля:

— В наши времена подобного уже не встретишь. Я подойду к ним в самолете. Эти люди на несколько дней приютили Армиду в своем домике, никак не ожидая, что за свое доброе дело выиграют главный приз в лотерее.

В «Duty Free» Лукреция купила несколько цепочек из перуанского золота, чтобы раздаривать как сувениры симпатичным людям, которые встретятся им в пути, а Фончито — DVD Джастина Бибера, канадского певца, который теперь сводил с ума молодежь по всему миру, — мальчик намеревался смотреть его на своем компьютере во время полета. Ригоберто принялся листать «Economist», но вовремя вспомнил, что лучше бы держать под рукой книгу, которую он подобрал для чтения во время путешествия. Он открыл чемодан и достал старинный томик, купленный когда-то на лотке у букиниста на берегу Сены: то был «Сатурн», эссе Андре Мальро о Гойе. У Ригоберто сформировалась многолетняя привычка тщательно отбирать книгу, которую он будет перечитывать в самолете. Опытным путем было доказано, что во время полета он не может читать что попало. Это должно быть чтение захватывающее, требующее предельной концентрации внимания, так чтобы полностью заглушить ту бессознательную тревогу, которая давала знать о себе при каждом его перелете, позволить забыть, что ты находишься на высоте десяти тысяч метров (десяти километров) над землей, передвигаешься со скоростью 900 или 1000 километров в час при температуре -50 или -60 градусов. И это был не то чтобы страх — куда более мощное ощущение: уверенность, что в конце концов это может произойти в любой момент — тело его утратит целостность в долю секунды и, быть может, ему откроется великая тайна, знание о том, что ждет по ту сторону смерти (если там хоть что-нибудь ждет), — каковую возможность Ригоберто со своим застарелым агностицизмом, лишь чуть-чуть смягченным годами, скорее, был склонен отвергнуть. Однако некоторым книгам удавалось заглушить это зловещее ощущение — книгам, которые до такой степени погружали его в чтение, что Ригоберто забывал обо всем вокруг. Так случалось, когда он читал детектив Дэшила Хэммета, эссе Итало Кальвино «Шесть заметок на следующее тысячелетие», «Дунай» Кладио Магриса или перечитывал «Поворот винта» Генри Джеймса. На этот раз дон Ригоберто выбрал эссе Мальро, потому что помнил, какие чувства охватили его при первом прочтении, как страстно захотелось ему вживую, а не на репродукциях увидеть фрески из «Дома глухого», «Бедствия войны» и «Капричос». Всякий раз, когда Ригоберто приходил в мадридский Прадо, он надолго задерживался в залах, отведенных Гойе. Эссе Мальро станет хорошим вступлением к долгожданной встрече.

Великолепно, эта тягостная история наконец-то закончилась! Дон Ригоберто был настроен решительно: ничто не должно испортить эти четыре недели. Все будет мило, благостно и прекрасно. Не видеть никого и ничего, что может раздражать, отвлекать или портить красоту; организовать все перемещения таким образом, чтобы целый месяц жить с ощущением, что счастье возможно, чтобы этому способствовало все, что он будет делать, слышать, видеть и обонять (обеспечить последнее, конечно, сложнее всего).

Ригоберто настолько погрузился в этот блаженный сон, что Лукреции пришлось подпихнуть его локтем: посадка уже началась. Они издали увидели, как дон Фелисито и донья Хертрудис первыми подходят к стойке бизнес-класса. Очередь в экономкласс, разумеется, была гораздо длиннее, из чего следовало, что самолет будет набит пассажирами под завязку. Однако Ригоберто и сейчас ни о чем не беспокоился: он забронировал через турагентство три места в десятом ряду, за аварийным выходом, где можно беспрепятственно вытянуть ноги, что позволяло легче переносить неудобство долгого перелета.

Войдя в салон, Лукреция поздоровалась за руку с четой пьюранцев; дон Фелисито и донья Хертрудис ответили ей очень приветливо. Ригоберто с семьей заняли три отведенных для них места за аварийным выходом, со свободным пространством впереди. Глава семейства уселся у окна, Лукреция ближе к проходу, а Фончито между ними.

Дон Ригоберто глубоко вздохнул. Он, не вникая, прослушал предполетную инструкцию проводницы. Когда самолет начал разгоняться по взлетной полосе, Ригоберто зарылся в журнал «Economist», в передовицу, в которой обсуждался вопрос, переживет ли евро сотрясающий Европу кризис и переживет ли Европейский союз отмену евро. Под рев четырех моторов самолет рванул вперед, с каждой секундой наращивая скорость, и Ригоберто почувствовал, как ладошка Фончито вцепилась в его локоть. Отец перестал читать и обернулся к сыну: мальчик смотрел оторопело, лицо его как будто застыло.

— Не бойся, сынок, — улыбнулся Ригоберто, но тут же замолчал, потому что Фончито замотал головой, словно говоря: «Не то, дело не в этом».

Самолет уже оторвался от земли, но мальчик по-прежнему сжимал руку Ригоберто, так что отцу уже было больно.

— Что происходит, Фончито? — спросил он, встревоженно посмотрев на Лукрецию, но в шуме моторов его жена ничего не расслышала. Она закрыла глаза — то ли дремлет, то ли молится.

Фончито пытался что-то сказать, но только беззвучно шевелил губами. Мальчик сильно побледнел.

И тогда дону Ригоберто стало так жутко, что он наклонился к самому уху Фончито и прошептал:

— Мы же не позволим Эдильберто Торресу изговнять наше путешествие, верно, сынок?

Фончито наконец-то обрел дар речи, и от его слов в жилах Ригоберто застыла кровь:

— Он здесь, папа, он в самолете, сидит прямо за твоей спиной. Да-да, это сеньор Эдильберто Торрес.

У Ригоберто заныла шея, как будто его ранило или контузило. Он не мог пошевелить головой, не мог повернуться и посмотреть назад. Шея болела невыносимо, голову словно охватило огнем. Мелькнула дурацкая мысль: его волосы сейчас дымятся, как факел. Да разве возможно, чтобы этот сукин сын находился здесь, в самолете, и летел вместе с ними в Мадрид? Ярость закипала неудержимо, словно лава, у Ригоберто возникло непреодолимое желание встать и наброситься на этого Эдильберто Торреса, оскорблять и безжалостно избивать его, пока достанет сил. Несмотря на острую боль в затылке, Ригоберто наконец сумел всем телом повернуться назад. Однако на следующем ряду вообще не было мужчин — только две пожилые сеньоры и девочка с леденцом во рту. Ригоберто в растерянности посмотрел на сына и только теперь с удивлением разглядел в его глазах искорки веселья и насмешки. Фончито громко рассмеялся:

— А ты ведь поверил, папа! — Его сотрясал детский смех: здоровый, шаловливый и чистый. — Ну правда же, ты поверил! Видел бы сейчас ты свое лицо, папа!

И вот уже Ригоберто с облегчением качает головой, улыбается, смеется, примирившись и с сыном, и со всей жизнью. Самолет уже прорвался через слой облаков, и весь салон залило солнечным светом.