Первый король Шаннары - Терри Брукс

И несмотря на это, дебаты по этому поводу могли бы продолжаться бесконечно, если бы не обстоятельства и не упорство Преи Старл. Она явилась к Ярлу почти сразу после того, как привезли тело Алитена, а споры о престолонаследовании разгорелись настолько жарко, что грозили эльфийскому народу непоправимым размежеванием.

— Ты не можешь этого допустить, — твердо сказала она ему. Был вечер, один из тех долгих сонных вечеров, когда дневная жара еще теплится вязкой гущей в уголках губ и глаз. — Ты — последняя надежда эльфийского народа, и ты знаешь об этом. Чтобы выжить, мы должны сражаться, Ярл. Северяне не оставляют нам иного выбора. Когда настанет час, кто поведет нас, если не ты? Так сделай это как король.

— Мое право на трон навсегда останется под вопросом! — фыркнул он, до боли в сердце устав спорить.

— Ты любишь меня? — вдруг спросила она.

— Ты же знаешь, что люблю.

— И я тебя люблю. Так сделай меня своей женой. Сделай своей помощницей, самым близким и верным другом. Фактически уже давно так и есть, остался лишь один маленький шаг. Подтверди нашу связь перед лицом эльфийского народа. Объяви Большому Совету, что хочешь стать королем, что мы с тобой возьмем двух малышей, последних из королевской семьи, и усыновим их. У них больше никого нет. Это прекратит кривотолки, снимет все возражения. Даст мальчикам возможность унаследовать трон, когда они подрастут. Залечит раны, причиненные смертью остальных Беллиндарошей, и эльфы смогут заняться тем, чем необходимо, чтобы выжить!

Так и случилось. Ее настойчивость повлияла на него, как ничто другое. Позже он удивлялся, с какой легкостью Прея Старл приняла решение, удивлялся ее поразительной смелости. Впрочем, он говорил себе, что и без того женился бы на ней. Ярл любил ее и хотел, чтобы она стала его женой. Прея была его самым близким другом, наперсницей, возлюбленной. Эльфы всегда отдавали предпочтение королям, имевшим наследников, и любили Беллиндарошей, так что они с радостью одобрили усыновление мальчиков.

Решение короновать Ярла было встречено с восторгом.

Прея обнимала его, а он смотрел в ночь и думал, как далеко ушел за столь короткое время.

— Прея, а ты хотела бы иметь собственных детей? — неожиданно спросил он.

Наступила тишина, пока она думала над его вопросом или, по крайней мере, над тем, как на него ответить. Ярл не пытался заглянуть ей в лицо.

— Я хочу быть с тобой, — наконец ответила она. — Сейчас трудно думать о чем-то большем. Когда эльфы снова окажутся в безопасности, когда Чародей-Владыка будет уничтожен… — Она помолчала, бросив на него долгий спокойный взгляд. — Ты хочешь спросить, не повлияет ли отсутствие кровных уз на мое отношение к мальчикам, которых мы решили взять к себе? Нет, не повлияет. Если у нас не будет других детей, то мальчики заменят их, как если бы родились от нас. Ты удовлетворен?

Ярл молча кивнул, думая о том, как резко изменились отношения между ними со смертью Тэя. Он долго размышлял над признанием Преи, что она, возможно, любила его друга, что могла бы даже уйти с ним, если бы тот попросил. Но это беспокоило его гораздо меньше, чем, наверное, следовало бы. Он сам любил Тэя, и теперь, когда того не стало, трудно было завидовать ему в чем-либо.

— Я введу тебя в Большой Совет, — тихо сказал он ей. — И Берна Эриддена тоже. А со временем назначу его первым министром. Одобряешь?

Она кивнула.

— Ты изменил свое мнение об искателе, не так ли? Ярл пожал плечами:

— Я буду просить, чтобы эльфийская армия выступила на восток. Нет, я буду требовать этого. — Его плечи напряглись в приливе решимости. — Я сделаю то, что сделал бы Тэй. Добьюсь, чтобы дворфы не остались в беде одни. Добьюсь, чтобы Черный эльфинит попал к Бреману. И если из меня не выйдет хорошего короля, то не от недостатка мужества и решительности.

Этим дерзким, бескомпромиссным заявлением Ярл отмел все сомнения, неопределенность, таившуюся в уголках его сознания. Пусть Прея знает. Он не мог позволить себе ни малейших колебаний. Слишком тонка была грань между успехом и падением, между жизнью и смертью.

Прея прижалась к нему.

— Ты сделаешь то, что должен, что считаешь нужным. Ты станешь королем и не пожалеешь об этом. Ты поведешь за собой людей и спасешь их. Это твоя судьба, Ярл. Твой удел. Берн видел это в видениях. Ты должен верить, что это правда.

Он надолго задумался, прежде чем ответить.

— Я вижу лишь, что у меня нет иного выбора. И постоянно думаю о Тэе.

Они еще долго стояли, не говоря ни слова. Потом Прея повела его по темному летнему дому в спальню и до самого утра не выпускала из своих объятий.

Обеспокоенные тем, что потеряли слишком много времени, хранители только что выкованного Урпроксом Скрелом меча купили лошадей и поскакали по Южной Земле к северу в сторону приграничных территорий и Серебряной реки. Они ехали быстро, останавливаясь только для того, чтобы передохнуть и поесть, и почти не разговаривали друг с другом. Их мысли были заняты воспоминаниями об изготовлении меча, такими живыми, что и спустя много дней это событие казалось произошедшим лишь вчера. Магические силы, разбуженные при процессе ковки, в той или иной степени подействовали на каждого из них. Они словно родились заново, как будто сила, ковавшая клинок, переделала и их самих, и теперь им предстояло разобраться в том, какими они стали.

Везти меч доверили Кинсону Равенлоку. Как только они выехали из города, Бреман передал ему меч, не в силах скрыть от товарища свое желание избавиться от него. Друид чувствовал, что не может вынести тяжести клинка и даже самого ощущения его близости. Это было странно и несколько смутило обоих, однако Кинсон, не говоря ни слова, взял меч и повесил его себе за спину. Тяжести он почти не ощущал, хотя сознание того, насколько важную роль должен сыграть меч в будущей судьбе народов, не могло оставить его равнодушным. И все же, не будучи очевидцем хейдисхорнских видений, Кинсон, не обремененный, как друид, картинами возможного будущего, не так сильно ощущал на себе воздействие талисмана. Он вез его, как вез бы любое другое оружие, и хотя его мысли снова и снова возвращались к моментам его создания, беспокоило жителя приграничья не прошлое, а настоящее.

Иногда по ночам он доставал клинок и внимательно рассматривал его. Кинсон не стал бы этого делать, если бы в первую же ночь, как только они оказались за городом, его не попросила об этом Марет, любопытство которой оказалось сильнее страха. Она постоянно размышляла над происшедшим там, в кузнице, и ей не терпелось поближе взглянуть, что же они сделали. Бреман не возражал, хотя сам поднялся и отошел прочь в темноту, а Кинсон не видел причин, почему бы не исполнить просьбу девушки. Вдвоем они поднесли клинок к костру и осмотрели его. Потрясающая работа! Прекрасные пропорции, невероятная гладкость и блеск металла. Меч был так легок, что, несмотря на длину и размеры, его можно было удержать одной рукой. На рукояти у самой гарды красовался Эйлт Друин, и пламя от факела, зажатого в руке, тянулось по клинку, словно стремилось обжечь его острие. На отполированной поверхности не было ни одного изъяна — практически невероятный результат при обычной ковке, который стал возможен лишь благодаря формуле Коглина и магии Бремана.