Магическая невеста - Валерия Яблонцева

села к мужу – а потом и вовсе прижалась всем телом, вдавливая Криса в подушку. Боги, какое же это было счастье – снова прикасаться к нему, чувствовать горячее дыхание на коже, видеть насмешливый взгляд, улыбку.

– Не переживай, все это время я тебя отлично слышал, – признался Кристер, скользнув ладонью по моей спине. – И надо сказать, чем дальше, тем больше вещей требовало прояснения. Вот, например, правда, что ты завещала свое тело Шелтону на опыты? И пообещала Алефу, что мы обязательно будем на их с Мэнни свадьбе? А Бьянка Абнер, которую ты всегда на дух не переносила, показалось, или ты и ее назвала вполне нормальной эйрой?

– Ну, – фыркнула я, – пока ты спал, я многое в жизни пересмотрела.

– Что, прямо все-все? А «не умирай, любимый» еще актуально? Если честно, меня это волнует больше всего. Думаю, нам надо все переиграть. Давай я снова лягу изображать труп, а ты скажешь: «Не умирай, любимый и единственный эйр муж мой, поганка в супе – это не специально было». И тут я такой открываю глаза…

Не сдержавшись, я треснула мужа кулаком – а нечего издеваться! Конечно, не во всю силу – так, ткнула для вида, но Крис заохал настолько натурально, будто я только что пустила ему стрелу в колено.

– Нельзя бить больного! Нельзя! Вон, на двери табличка висит!

– На голову ты больной, любимый и единственный эйр муж мой! – вспылила я. – На голову!

– Ну, зато любимый.

– Любимый.

На мгновение в палате стало очень тихо. Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не разрушить хрупкое волшебство момента, когда я впервые сказала вслух о своих чувствах. И вдруг ощутила прикосновение к руке. Муж погладил мою ладонь, переплел наши пальцы.

– Я тебя люблю, Рианнон Фелтон, – тихо произнес он. – Серьезно. Без шуток. Люблю.

И потянулся ко мне…

Этот поцелуй должен был стать наградой за три с половиной мучительных недели, что я ждала, пока Крис очнется. Долгожданный, горячий, еще хранивший на губах вкус только что произнесенных признаний…

Но он не состоялся.

Дверь бесцеремонно распахнулась, и наше уединение нарушили медсестра и трое врачей, прибывших, чтобы осмотреть очнувшегося пациента и убрать датчики, которые я, совершенно ошалев от счастья, не заметила и случайно пережала, устроив Крису мнимую смерть. Меня нещадно оттеснили в сторону, а потом и вовсе изгнали, сообщив, что собираются проводить полную проверку с раздеванием.

Тоже мне, удивили. Голого Кристера я уже видела – пусть пока мельком и не во всей красе. Но я была решительно настроена исправить это упущение при первом же удобном случае и рассмотреть все-все-все. Мы муж и жена, в конце концов, и имеем полное право… стучать кроватью о стену! Вот!

Но все мои «вот» для врачей были все равно что пустой звук. Кристера увезли на анализы, а мне было велено явиться завтра. Хорошо хоть попрощаться разрешили.

А впрочем, неважно. Мне все равно было хорошо, как никогда прежде, ведь главное уже случилось. Крис очнулся. И он любит меня.

Любит!

Боги, как же прекрасно!

* * *

Счастливая и окрыленная, я летела домой, уже предвкушая, как приду завтра и расскажу Крису об успехах в подготовке к экзамену, первой встрече рабочей группы по изучению стабилизаторов и Шелтоне Лергене, который за обедом вдруг заявил, что после отставки отца собирается плюнуть на карьеру ученого и открыть театр автоматонов. Как наконец поцелую мужа по-настоящему. А еще тайком принесу в сумке пирожные от «Виссена» и термос сейлиннского чая вместо той едва подкрашенной водички, которую давали в столовой медцентра.

Два часа, до краев наполненные счастьем! А потом будут еще два. И еще…

Но сладкие грезы разбились о реальность, когда я увидела, кто стоял у главных ворот Техномагического, ожидая разового пропуска от охранника.

Папа.

Он словно почувствовал, что я рядом. Обернулся, встретившись со мной глазами, шагнул навстречу. Взгляд, привычно суровый, оценивающе скользнул по моей фигуре – фривольной юбке, коротким волосам, модным сапожкам на каблучке, куртке, слишком легкой для конца осени, голой шее без шарфа.

Видеть отца в Грифдейле посреди университетского кампуса было… странно. Крупный широкоплечий горняк с темными волосами и жесткой колючей щетиной на массивном подбородке, Уоррен Фелтон отличался от типичных столичных франтов как земля от неба. Потрепанная кожанка, которую он носил, кажется, уже лет пятнадцать, широкие рабочие штаны, кожа с едва заметным золотистым оттенком от въевшейся за долгие годы магорудной пыли, короткая стрижка – буквально все выдавало в нем уроженца южных островов. Это смущало, напоминая о провинциальном прошлом, от которого я всеми силами старалась сбежать. И вместе с тем, при виде отца – такого родного и знакомого до последней родинки, черточки, протертой кожи на рукавах старой куртке – сжалось сердце. Я не должна была убегать так, позорно и тихо, а потом молчать почти всю осень. Единственное письмо, которое не объясняло и десятой части всего, что произошло со мной, я и то решилась написать лишь три месяца и сотрясение мозга спустя…

– Рианнон.

Я замерла, опустив взгляд, не зная, чего ждать от этого негромкого твердого «Рианнон». Обычно это не предвещало ничего хорошего. И если бы не перемены, произошедшие во мне за последний месяц, я бы, наверное, не нашла бы сил ответить. Но сейчас я была готова сделать шаг навстречу.

Хотя бы попытаться.

– Добрый вечер… папа.

– И тебе, Рианнон.

Я медленно подняла голову, встретившись взглядом с отцом.

– Что ты делаешь в Грифдейле?

– Получил твое письмо, – он похлопал широкой ладонью по нагрудному карману. – Не могу сказать, что понял все, что ты пыталась объяснить, но некоторые новости доходят и до провинциальных газет, так что историю с проснувшимся вулканом и разоблачением похищений в кампусе я в общих чертах уже знаю.

Щеки вспыхнули от стыда.

– Прости… надо было раньше…

– Надо, – кивнул отец. – Как минимум после того, как ты съехала от Фонтенов.

Я только глазами хлопнула. И это все, что отец мог сказать?

А потом до меня дошло.

– Пап, ты… ты знал, что я жила у Авелинн?

Темная бровь скептически выгнулась.

– Рианнон, ты что, действительно полагала, что мы не в курсе, где ты? Да Фонтены известили нас на следующий же день после того, как ты заявилась к ним на порог с чемоданом наперевес. Тильда написала Бернсу, тот понял, что дело нечисто, и, не теряя ни минуты, отправился к нам.

– И… что ты сделал?

Отец неопределенно хмыкнул.

– Послал Тильде пятьсот ренов банковским переводом на твое содержание, разумеется. Мы же понятия не имели, сколько у тебя с собой денег.

Я уставилась на него, не