Исландия эпохи викингов - Джесси Л. Байок

Само время возникновения споров — рубеж XII и XIII веков — совпадает со временами тяжелой инфляции в континентальной Европе. Связанный с этим рост цен на импортные товары особенно больно ударил по исландцам, потому что цены на их экспорт аналогичным образом не выросли. Договориться же о более приемлемых условиях торговли они не могли — сила была не на их стороне. С середины XII века торговля между Исландией и континентом осуществлялась почти исключительно норвежцами, которые, насколько можно судить, не стеснялись временами заключать картельные соглашения. Исландцы же непосредственного доступа на внешние рынки практически не имели — их товарами торговали опять же норвежцы. Исландцы могли некоторое время сопротивляться давлению норвежцев, но в итоге у них не оказывалось иного выбора, кроме как уступить. В долгосрочной перспективе альтернатива выглядела так — или соглашаться на норвежские цены, или остаться без импорта.

Еще один нерегулярный источник дохода дня годи представляла собой его доля в имуществе, изымаемом у объявленного вне закона. Такая процедура называлась «судом по изъятию имущества» (дисл. féránsdómr[399]) и осуществлялась годи от лица и в пользу выигравшей дело стороны.[400] Имущество изымалось, как правило, спустя две недели после окончания тинга, на котором его владелец был объявлен вне закона. Имущество, подлежавшее изъятию, называлось «имущество объявленного вне закона» (дисл. sektarfé). Выигравшая сторона имела первоочередное право выбора имущества для изъятия, а потом свою долю забирал и годи. В случае как малого, так и полного объявления вне закона годи получал за организацию суда по изъятию имущества эквивалент одной коровы или быка-четырехлетки. После того как выигравшая сторона и годи забрали свои доли, остальное имущество делилось между жителями округи.

Сама по себе вышеозначенная компенсация была небольшой, особенно если учитывать опасности, угрожавшие годи, сначала ведущему дело против человека, а затем отправляющемуся забирать его добро. Однако если годи сам являлся пострадавшей стороной в деле об объявлении кого-либо вне закона, то он получал не только долю годи, но и долю пострадавшей стороны — а это уже был значительный капитал. Кроме того, в этой ситуации годи сам распределял, кому что из имущества достанется. Эта возможность объединить роль пострадавшего и роль судебного исполнителя превращала выкуп чужих тяжб в потенциально высокодоходное мероприятие для годи.

Имелись у годи и другие столь же нерегулярные источники дохода. Например, если в Исландии умирал чужестранец и у него не было ни наследников, ни партнеров, то годи получали некоторые права на его наследство.[401] Также можно было извлечь выгоду из управления чужим имуществом (человек, занимающийся этим, назывался fjárvarðveizlumaðr — «человек, осуществляющий хранение имущества»). Также годи периодически вели дела о наследстве от имени неполноправных лиц, как то: несовершеннолетних, вдов и незамужних женщин, а также управляли их имуществом. Годи, как и в других случаях, имели возможность осуществлять эти функции успешнее, чем обычные бонды, однако законы не представляли им никакой монополии — право каждой семьи на самостоятельное распоряжение собственной судьбой было краеугольным камнем исландской системы законов.

Подлинная суть исландской политической экономии нигде не проявляется так ярко, как в том обстоятельстве, что налогов, специально созданных для обогащения «государственных мужей» — годи, в Исландии эпохи народовластия не существовало вовсе. Лишь в самом конце этой эпохи, незадолго до потери независимости, исландская элита совершила попытку такой налог ввести. Этот новый налог назывался «овечий налог» (дисл. sauðakvǫð или же sauðatollr). Он несколько раз упоминается в «Саге о Стурлунгах»[402]; его устройство и факт столь позднего введения помогут нам точнее определить, какие факторы отвечали за богатство годи до его появления. Овечий налог возник в связи с рядом менее серьезных налогов, включая так называемую «тинговую пошлину», дисл. þingtollr[403] (не путать с упоминавшимся выше тинговым налогом «покупка поездки на тинг», который взимали с тех тинговых, кто не ездил на альтинг).

Все упоминания овечьего налога приходятся на середину XIII века. Из них следует, что налог этот не был регулярным, а взимался годи с применением силы[404] в ситуациях, когда последние сильно нуждались в средствах. Яркий пример того, до чего доводила поздних годи алчность, дает рассказ о той особой жестокости, с какой овечий налог собирал в Западных фьордах Орекья, сын Снорри сына Стурлы.[405]

Как уже упоминалось, на рубеже XII–XIII веков в Европе началась инфляция, и повсюду на континенте люди, стоявшие у власти, нещадно обирали всех, кого только могли. Можно допустить, что с этим связаны и введение в те же времена в Исландии поборов вроде овечьего налога и рост агрессивности некоторых годи. Логичнее, однако, предполагать, что ничуть не менее важную роль здесь сыграли внутриисландские обстоятельства, прежде всего изменение политического климата.

Некоторые источники дохода были доступны как годи, так и любым другим исландским землевладельцам. Два из них — торговля и сдача в аренду скота — существовали с самых первых лет эпохи заселения. Позднее, с введением в 1096 году десятины, появился и другой источник дохода, владение и управление церковным землями, так называемыми «дворами» (дисл. staðir). Подробно церковные дворы и десятина обсуждаются в главе 18, здесь же будет достаточно сказать, что в течение XII и XIII веков контроль над церковными землями сосредоточивался в руках ряда особенно выдающихся годи. «Дворы», однако, были лишь одним видом прибыльной земельной собственности из целого ряда других. Нам важнее понять более фундаментальную вещь — какими способами амбициозные личности могли приобретать ценные земли и иную собственность и увеличивать свое богатство.