Срединная Англия - Джонатан Коу

— О, что-нибудь придумается. Обязательно. Как всегда.

Ноябрь 2017-го

Британия проголосовала. Вытурила Дэвида Кэмерона. Со всей ясностью заявила о своих взглядах на Евросоюз. И теперь, совершив этот эпохальный выбор, не желала более думать об этом и вернулась к повседневным заботам, оставив воплощение собственного решения в жизнь тем, кто традиционно с этими задачами справлялся, — правящему классу. В ноябре 2017 года Постановление о выходе из Европейского Союза все еще находилось на стадии рассмотрения в комиссии палаты общин. Многочисленные парламентарии-бузотеры выдвинули более четырехсот поправок и новых пунктов, и все их надлежало обсудить, по каждому проголосовать. Эти дополнения разработали преимущественно для того, чтобы не дать правительству присвоить себе слишком много безраздельной власти, но особенно сильно парламентарии-бунтари возражали против одной детали постановления — против решения премьер-министра утвердить жесткий срок (одиннадцать утра 29 марта 2019 года) выхода Британии из Европы. «Нет никакой необходимости, — говорил один из таких парламентариев, — так жестко сокращать наши возможности, когда мы еще не знаем, что произойдет, когда совершенно не исключено, что возникнет взаимовыгодная европейско-британская потребность продолжить переговоры, пока они не достигнут результата». Но некоторые представители прессы и определенные слои населения на этот довод не покупались. Они были убеждены, что у этих тори-диссидентов имелась другая, более зловещая цель: целиком саботировать итоги референдума.

Понять, как прижилась в народе эта расхожая фантазия, Гейл удавалось с трудом. Даже ее Ассоциация избирателей не осталась незатронутой: однажды в пятницу вечером в ноябре Гейл пришлось удостоить визитом председателя Ассоциации Денниса Брайерза — чтобы внушить ему спокойствие. Она застала его за кормлением свиней.

— До чего ладные создания, — проговорила Гейл, свиней не любившая.

— Красотки, верно? — отозвался Деннис, свиней обожавший чрезвычайно. — А станут еще краше, если нарезать их у вас на тарелке с грибами и омлетом.

Стоял серый унылый вечер, ветер с востока пронизывал до костей, и Гейл почувствовала, что ее легкий макинтош — плохая подготовка к этой встрече. Свиньям же, расселенным в тридцати или сорока обитых соломой загончиках, сверху обогреваемых светильниками, было, похоже, тепло. Деннис веровал в гуманное содержание свиней перед забоем.

— Чем вы их кормите? — спросила Гейл.

— Пшеница, ячмень, — ответил Деннис, рассыпая корм по земле под одобрительное хрюканье вечно голодных животных.

— Здоровая пища, похоже.

— Треонин. Метионин. Бетаин гидрохлорид.

— Наверняка очень питательно, — произнесла Гейл уже менее убежденно.

— Пустая трата чертовых денег, доложу я вам, — сказал Деннис. — В старые времена давали им помои, да и всё. Почти ничего не стоило. И для окружающей среды лучше, чем вот это.

— А, да, — согласилась Гейл, совершенно точно зная, что последует далее.

— Конечно, Евросоюзу было виднее, — как и ожидалось, сказал Деннис, — и он положил этому конец. Но есть надежда, что мы скоро опять станем суверенным народом и начнем жить по своим законам. Хотя ваша братия, кажется, не спешит с этим делом.

— К слову… — проговорила Гейл. — Я очень надеюсь, что Ассоциация понимает, почему я буду голосовать против правительства по некоторым дополнениям.

— У людей есть свои соображения, — сказал Деннис, переходя к следующему загончику.

— Как вам известно, — сказала Гейл, догоняя Денниса, — сама я голосовала «Остаться», но полностью уважаю результаты референдума.

— Так вы говорите.

Гейл ощутила, как под ногой что-то булькнуло, глянула вниз и увидела, предсказуемо, что ступила в обширную лужу жидкого свиного навоза. Продолжила двигаться осторожно, бок туфли вытерла о траву.

— Но, на мой взгляд, как член парламента я не выполню свой долг, — продолжила Гейл, — если не прослежу, чтобы законодательство соответствовало своим задачам.

— Большинство ваших коллег оно, кажется, устраивает.

— Да, но сама мысль… эта дурацкая мысль назначать конкретную дату и потом вынужденно ей подчиняться…

— Слушайте, Гейл, — произнес Деннис, оборачиваясь и временно отставляя оба ведра, — мы с вами в этом не единодушны. Никто из нас с вами в этом не единодушен. Хотите противостоять собственной Ассоциации избирателей, не говоря уже о ваших однопартийцах, и голосовать совестью — пожалуйста. Лишь бы готовы были иметь дело с последствиями.

— С последствиями? С какими последствиями?

— Поживем — увидим, — ответил Деннис.

Гейл опешила.

— Вы мне угрожаете? — спросила она. — И если да, то чем?

— Не забывайте, что вы зависите от нашей поддержки при выдвижении на следующих выборах. Могут и другие кандидаты подвернуться.

Таков был первый намек на непростые грядущие дни. Худшее ожидало вечером следующего понедельника, когда Гейл и ее собратья-бунтари вынуждены были высидеть долгое и бурное совещание в Лондоне с партийными организаторами, чьи угрозы звучали еще недвусмысленнее. Но ничто из всего этого не подготовило ее к тому, что случилось под конец той же недели.

* * *

Обязанности Гейл в Вестминстере требовали от нее быть по четыре дня в неделю в Лондоне — пока заседал парламент. Ее сын Эдвард учился в университете, а вот дочь Сара еще ходила в школу в Ковентри и потому обычно проводила эти четыре дня дома у отца. На этой же неделе, однако, отец уехал в командировку. В таких обстоятельствах Дуг (как и прежде уже бывало) вызывался пожить в эрлздонском доме, взяв на себя роль отца.

Эту роль он играл со смешанными чувствами. Удовлетворительные отношения со своей собственной дочерью ему не удались практически совсем, и поэтому он сперва отнесся к этой возможности с другой четырнадцатилеткой скептически. Но постепенно Дуг проникся Сарой, хотя насколько это было взаимно, понять было трудно. Самоуверенности, как у Кориандр, в ней не находилось нисколько. Тихая, послушная, прилежная, чуть старомодная. Сара носила скобки на зубах и очки в роговой оправе, из-за чего выглядела как мальчишка. Парня у нее не было, как не имелось и особого интереса им обзавестись, она, казалось, вполне довольна тихой домашней жизнью с матерью (и Дугом, когда тот был рядом). Несколько лет назад он, может, и забеспокоился бы из-за отсутствия в ней бунтарского духа, а теперь просто радовался возможности быть рядом с кем-то, от кого так мало хлопот.

Поутру в среду, 15 ноября, в самом начале восьмого, Дуг возился на кухне — готовил Саре завтрак и паковал обед в школу. На улице еще было темно, и Сара, хоть и проснулась, из постели себя пока не вытащила. Дуг как раз смешивал салат и холодную пасту в пластиковом контейнере, как вдруг зазвонил его телефон. Гейл, из Лондона.

— Ты это видел? — спросила она. Голос напряженный и неровный.