Ловушка. Форс-мажор - Андрей Константинов

– Да уж, не приведи, Создатель, на карте найти! – откликнулся на последнее сочетание звуков Травкин.

– Во-во! Выбирай, не хочу! А я не хочу! Мне тут затяжной Ближний Восток не нужен! – сформулировал Серпухов. – А Ягуёбшев этот, чую, в бурке рожден.

– М-да, – согласился с ним Батя. – Не спи, казак: во тьме ночной чеченец ходит за рекой…

Но в целом настроение у собравшегося народа было почти прекрасное. В данном случае «почти» объяснялось досадным косяком в отношении Линчевского, отпущенного на волне охватившей всех эйфории. Сгоряча засветивший подлинную фамилию мнимого гражданина Дортюка, задержанный Дорофеев в этой части тут же ушел в глухую молчанку и помогать оперативникам в возращении сблуднувшего сына категорически не собирался. Ну да хоть по эпизоду изнасилования особо не отбрыкивался, понимая, что при таких раскладах включать дурака особого смысла нет. Дорофеев признался, что подобрал девку на Невском – стояла-голосовала, а у самой, как потом выяснилось, денег только до ближайшего светофора. Вот он с нее по приезде натурой и взял. И, по его словам, все правильно сделал. В следующий раз, когда без денег к незнакомому мужику в машину полезет, авось головой будет думать. А не «Тефаль» за нее. Такая вот немудреная житейская философия. Хотя, по мнению того же Бати, некая доля сермяжной правды присутствовала и в ней.

Второй за день визит Димы Травкина на квартиру Вики, естественно, ничего не дал. Отправивший его туда Серпухов, по правде сказать, на это и не рассчитывал: надо быть полным идиотом, чтобы после столь невероятного соскока вернуться и занять исходную позицию. Вика пояснила Травкину, что чернявенького парня видела впервые, к Дорофееву он пришел примерно за полчаса до приезда оперативников, и вроде как зовут его Эдиком. А вообще – «не сторож она приятелям Дорофеева», которым, с ее слов, несть числа. Ничего иного выжать из Вики не удалось. За исключением разве что шерстяных носков и банки компота, которые та попросила передать в камеру Дорофееву. Из чего Серпухов заключил, что вертевшийся на кухне пупс был прижит Викой от него, хотя соответствующие странички в паспорте Дорофеева были девственно чисты. Кстати сказать, если Вику умыть-приодеть-причесать, баба получилась бы вполне ничего себе. Конечно, не Клаудия Шиффер, но все же. Так что не очень понятно, с чего это вдруг Дорофеева сподвигло рискнуть пойти на столь непопулярную статью – то ли пьянка, то ли внезапно взбрыкнувшее либидо. В общем, какая-то генитальность бытия.

По возвращении Травкина с Сампсониевского «Эдика», естественно, прокинули по базам. Если предполагать, что парень местный, то на город и область пришлось всего трое Эдуардов Линчевских. Из них по возрасту – только один. И действительно сидел по малолетке – снова Бате зачет. Прозвонились в адрес регистрации. Там сказали, что было такое дело, но уже с год как не живет, съехал, а куда – неизвестно. Собственно, на этом мини-розыскные действия по лже-Дротюку и завершили. А смысл? К изнасилованию парень явно отношения не имел. Что же до «левого» паспорта, дело, в общем-то, житейское: не в этот, так в другой раз спалится. Обидно, конечно: имелись все шансы с одной кавалерийской атаки сразу две палки срубить. Ну да чего уж теперь…

* * *

«Каждая несчастная семья несчастлива по-своему», – писал в свое время классик. И в данном случае, зная его непростую биографию, у нас нет оснований ему не доверять.

Ольховская вырулила на Большой проспект и припарковалась у первой попавшейся на глаза кофейни. Целенаправленно искать заведение для вечерней релаксации не хотелось. В зеркало заднего вида она увидела, как вслед за ней схожий маневр повторил серебристый «Тахо», остановившись на корректно-уважительном расстоянии. Невзирая на то, что в данный момент хозяин продолжал париться в камере, а непосредственный начальник лежал под капельницей, система охраны продолжала работать, как отлаженный часовой механизм. Все эти дни люди Саныча ни на минуту не оставляли Полину без отеческой опеки. Поначалу это раздражало, даже бесило, но в какой-то момент Ольховская смирилась с тем, что ее жизнь априори является элементом высокобюджетного реалити-шоу «За стеклом».

Заканчивался очередной день неразберихи, суеты и ставшего обыденно-привычным нервяка. Заканчивался он очередной неопределенностью, причем практически по всем позициям. Разве что проведший все утро в офисе «Золотого слитка» Смолов немного обнадежил, сообщив, что раскопал нечто очень важное. Способное якобы максимально продвинуться по всей цепочке. Другое дело, что Полина не вполне доверяла этому чересчур, как ей казалось, самоуверенному менту, подрядившемуся в добровольные помощники за солидное вознаграждение. Наемник, он и есть наемник.

Ольховская вздохнула, устало откинула челку со лба и принялась рыться в сумочке в поисках помады. В хаосе набросанных в маленький женский мир документов, трех флаконов духов (на разное настроение), записной книжки, двух мобильников и «дико модного» романа некоего Сергея Минаева помада находиться категорически не желала. В конце концов, Полина бросила это бесполезное занятие. Она еще немного посидела в машине с включенным кондиционером и направилась в кафе. В отличие от простых смертных, Ольховская могла позволить себе такую роскошь, как не ставить машину на сигналку. Было кому присмотреть.

Заведение, в которое занесло Полину, оказалось не из простых. Годика полтора назад она бы всяко миновала его с гордым видом, поскольку жаба, бросив лишь беглый взгляд на здешний ценник, задушила бы однозначно. Внутренний интерьер почему-то показался знакомым. И все то время, пока она ждала степенного официанта с заказом, Полина развлекала ум ловлей воспоминаний. И вспомнила: именно в такой вот полуподвальной кафешке с удивительно схожим дизайном она сидела в своей прошлой, а то и в позапрошлой жизни. В зависимости от точки отсчета – можно и так и эдак. Сидела и мысленно раскладывала пасьянсы своей непутевой, как ей тогда казалось, бабьей судьбы. Пасьянсы сулили исключительно бубновые хлопоты, и в результате всё тогда закончилось слезами. Было это до Ладонина.

Отныне свою жизнь Полина строго делила на «до Ладонина» и «после». Причем более-менее размеренно мысли текли вплоть до рубежа «после».

«Интересно, когда и с чего вдруг я стала задумываться о том, что оно, это самое „после“, когда-то может произойти?… Идиотка! Нерпа глупая! Ну и чего тебе, дуре, не хватает?!»

Разозлившись на себя, она нервно схватила чашку, которую бесшумно принес молчаливый официант. Сделала большой глоток, больно обожгла губы и закашлялась. «Квартира, дом, машины, шмотки, заграница, персональный счет в банке… Перечислять дальше? Рядом мужик, который тебя обожает. Опять мало? Чего еще изволите, Полина Валерьевна? И разве не к этому вы стремились в те времена, когда даже покупку новых колготок требовалось планировать заранее? Исходя из текущего состояния… нет, не банковского счета, а всего лишь вечно дохленького кошелечка?»

Внутренний голос немедленно зацепился за глагол «обожает». А, собственно, так ли она уверена в том, что Игорь до сих пор ее «обожает»?… Хотя бы перед собой, Полина Валерьевна, следует быть честной: если и «обожает», то уж всяко не так, как это было на заре вашего романа.