Ольга, княгиня воинской удачи - Елизавета Дворецкая

Боил обвел глазами слушателей; повернув голову, по очереди глянул на Бояна и Ингвара. Боян имел вид, как всегда, непринужденный и приветливый. Ингвар сидел, стиснув зубы от волнения. Он еще не принял решения; угрозы и выгоды от этого союза качались на чашах его душевных весов.

– У нас общий враг, и это – греки. Они не знают единого правящего рода, и редко у них бывает, чтобы сын наследовал отцу, а внук садился на престол деда. Дядя норовит оскопить племянника, брат подсылает убийц к брату. Василий Македонянин одалживал царю Михаилу свою жену, а сам в то время спал с царевой сестрой; и поныне греки не знают, считать ли законным наследником Константина, сына Льва, когда Лев родился у жены Василия от Михаила. И теперь они учат нас своему закону!

Ингвар покрутил головой: да не может такого быть! Окинул взглядом покой и отметил, что епископа здесь нет, как и кого-либо из Великого Преслава. Кавхан Георги уехал к Петру со всеми приближенными, здесь остались только сторонники Калимира и Бояна.

– Мы, болгары, хорошо знаем греков, – продолжал Калимир. – Среди моих родичей-печенегов, живущих не в мраморном дворце, а в войлочной кибитке, возносящих хвалу своим богам под синим небом, а не под золотым сводом церкви, нет столько корыстолюбия, жестокости, самохвальства, высокомерия, продажности. Много они говорят о своем превосходстве над всеми народами в мудрости, но видим мы, что они поистине превзошли всех в распутстве и лживости. Когда кто-то говорит правду – Бог это видит. Когда кто-то лжет – Бог тоже это видит. Болгары сделали много добра грекам, а греки об этом забыли – но Бог и это видит! И вы, русы, – он взглянул на Ингвара, – уже не первую сотню лет знакомы с ними. Я слышал, твой дядя, Олег Вещий, – на этот раз Ингвар не стал поправлять, что Вещий приходится дядей не ему, а жене, – быстро понял их песью породу и не стал пить их вино, угадав в нем яд. Так давай же сейчас выпьем с тобой за то, чтобы мы всегда были едины в нашей ненависти к этому племени и в своей борьбе с ним. Подайте чашу Никифора!

Он сделал знак своим отрокам, и ему с почтением, на блюде, покрытом златотканым шелком, поднесли чашу без ножки. На первый взгляд она показалась Ингвару просто серебряной и украшенной красными самоцветами. Но он заметил, что у Калимира задрожали руки, когда он взял ее, и даже Боян невольно нахмурился.

– Эта чаша… – Калимир взглянул на гостя, – это особая чаша. Другой такой нет на свете. Мы зовем ее чашей Никифора. Но не потому, что она получена от Никифора в дар либо изготовлена им. Я получил ее в наследство от моего деда Владимира, старшего сына Бориса: уже полтораста лет она передается в нашем роду старшему сыну. А первым ею владел наш предок, хан Крум. Он разбил аваров, навсегда раздавил аварский каганат. Он присоединил к стране болгар этот город, где мы с вами сейчас, и первый из болгарских князей пировал с дружиной в этом покое. Он вел войну с Никифором, василевсом ромеев. В этой войне он захватил сто тысяч литр золота, и столь богатой добычи никогда не видели люди. В злобе своей Никифор приказал убивать наших детей и жен, желая истребить и народ болгар, и державу их. Он разрушил Плесков, тогдашнюю столицу нашу, захватил всю болгарскую казну. Крум поначалу хотел с ними мира и сказал: «Ты победил, так возьми же, что тебе угодно, и уходи». Но Никифор не желал уйти с миром, он хотел полной гибели болгар. Тогда Крум собрал новое войско, и даже жены болгарские встали в стремя и взяли оружие вместо павших своих мужей. Он настиг войско греков в горах, перегородил стеной проходы, не давая им собраться вместе. А потом обрушил на них свой меч, словно ураган! Множество греков болгары иссекли мечами, утопили в реке. Никифора взяли в плен и привели к Круму. И хан сказал: «Ты не послушался, когда я предлагал тебе уйти с миром. Теперь оставайся же навсегда в болгарской земле, и отныне ты будешь верным моим спутником на всех пирах». Он приказал перед глазами своими отрезать Никифору голову и потом сделать из нее вот эту чашу.

Ингвар взглянул на чашу в руках Калимира новым взглядом. Там, под серебряной окантовкой… череп ромейского царя?

– И теперь мы пьем из нее во славу наших предков, во славу доблести болгар и их союзников и за погибель этого подлого племени – греков! – провозгласил Калимир. – Пью за тебя, Ингвар, – и да заберет дьявол наших врагов!

Он отпил из чаши и поставил ее на блюдо. Отроки поднесли блюдо Ингвару.

Опираясь о стол, тот встал и постарался покрепче утвердиться на ногах. Взглянул на чашу. Она состояла из трех частей: внизу было невысокое серебряное основание, украшенное резьбой и самоцветами, наверху – такая же окантовка. А между ними, в основе донца, был помещен гладкий, густо-желтый, как коровье масло, костяной свод. Ощущая внутреннюю дрожь и холод в груди, Ингвар признал: да, правда. Это верхняя часть человеческого черепа, отпиленная на уровне глазных впадин и оправленная в серебро. Давно покойные златокузнецы хана Крума сделали так, чтобы каждый, удостоенный чести видеть эту чашу вблизи, сам мог убедиться, из чего она изготовлена.

И сейчас еще в ней жила душа того, кто разрушал города, громил войска, убивал детей и женщин и думал, что лишь виднокрай может положить предел его мощи. И вот – уже полтора века вынужден внимать здравицам своих врагов на их пирах, невольно делясь с ними своей плененной силой.

Где теперь душа этого человека? Бог дал царям ромеев совершенную мудрость и власть над народами, сказал епископ Киприян. Но попала ли к его Богу душа Никифора, когда голова, ее обиталище, подверглась этому жуткому древнейшему обряду? Сумели отмолить ее все те патриархи Греческого царства, что сменились с тех пор?

Или душа Никифора до сих пор здесь?

«Не приведи судьба такое мне и роду моему…» – невольно подумал Ингвар. И взял чашу, стараясь усмирить дрожь в пальцах. Он держал в руках само средоточие многовековой борьбы болгар и греков.

– Пью на тебя, Калимир! – немного хрипло от волнения, но твердо сказал он и поднял чашу. – Да пошлют нам боги удачи и победы, а врагам нашим – погибель и позор!

Он отпил из чаши, и вино обожгло – будто впитало всю ярость непримиримой борьбы поколений. «Еще не конец!» – будто шепнул ему неслышный голос из сосуда, и мороз пробежал по хребту.

– Над этой чашей мы с тобой обменяемся обетами верности нашего будущего родства, – сказал Калимир, вновь принимая ее. – На свадьбе я не смогу принести ее сюда. Мой дед Владимир сумел сохранить это сокровище, но у Печо отнимутся ноги, если он его увидит! – Боил усмехнулся, и по рядам его дружины пробежал презрительный смешок. – Но тот, кто пил из этой чаши, никогда не уступит грекам, и это мой дар тебе как моему зятю и союзнику.

– Не думал я, что мои раны принесут мне такую удачу, – ответил Ингвар, когда чаша к нему вернулась. – Но теперь скажу, что это была невысокая цена. И у меня есть достойный дар для тебя взамен. За… твою сестру и твою дружбу.

Поставив чашу Никифора назад на блюдо, Ингвар развязал кошель на поясе и вынул плоский камешек размером с лесной орех, серый и ничем не примечательный.

– Это «белужий камень». Говорят, если человека хотят отравить, но этот камень будет в чаше, он впитает в себя весь яд и человек останется невредим, пусть даже яда хватило бы на десятерых. Я дарю его тебе как выкуп за мою невесту, твою сестру, и желаю тебе здоровья и долгих лет жизни.