Осколок его души - Марина Александрова

— Ив, ты…

— Это всё ещё я, — прошептала очень тихо.

Он осторожно провёл пальцами по моей щеке и вновь поцеловал меня, но уже гораздо более нежно, осторожно.

— Не волнуйся, — усмехнулся он мне в губы, — теперь я уже не остановлюсь…

Чтобы не имел в виду Китарэ, но явно не то, о чем просила я. Потому как он больше не позволил себе того, на чем мы остановились. Его губы нежно касались моего лица, шеи, точно исследуя их, привыкая и пробуя на вкус. Его руки осторожно касались моего тела, пока наши пальцы не переплелись. Отличала ли я его и Аши? Нет, теперь я точно знала, что даже если Китарэ до сих пор не помнит Аши, но они половинки одного целого, которым следует уже стать едиными, а мне помочь в этом, чтобы моя пара стала совершенной. Я — Рави, и я знаю, о чем говорю и чего хочу. Эта мысль уже стала привычной.

* * *

Он пришёл в себя стоя посреди запертого склепа в полном одиночестве. То, что раньше служило, как убежище от сторонних глаз, мыслей, энергий вдруг превратилось в его личную клетку без возможности выбраться наружу. Возможно, ему стоило бы испугаться того, что с ним сделала Ив и почему оставила тут? Это даже было бы логичным, учитывая то, что ему открылось о ночи, когда их идеальный детский мир перевернулся. Но страха не было. Он устало посмотрел на свои руки, на которых отчетливо проявлялись темно бордовые борозды от наручников. Перевел взгляд на вырванные из стены цепи и с силой сжал кулаки. Его нестабильное подсознание было куда настойчивее и сильнее его самого.

Он кипел от злости на собственную слабость, на ситуацию в которой он оказался. Будь он нормальным, то ни за что бы не позволил Ив оставить его, после того, что они узнали! Он как никто другой ясно понимал, что произошло тогда. Она не могла осознать всей картины целиком. Но он знал. Теперь он был уверен. Он понимал, за что его дядя расплатился молодым телом в один миг превратившись в развалину по меркам эвейев. Пробудить отражение в ребёнке, открыть его энергетический канал и заставить выбросить энергию в этот мир — это было тем, что по силам лишь его роду. Если Дух хочет, то он заставит кого угодно. Вот только цена у каждого желания своя. Неужели всё это того стоило?

Китарэ с силой сжал челюсти. Казалось, его тело горело от едва сдерживаемой ярости. Он не должен быть сейчас тут! В этой клетке! Когда Ив…

Последняя мысль была такой холодной, краткой, отрезвляющей: что она сделает?

Всё о чем он мог сейчас думать, как она восприняла открытие? Как себя чувствует? Что может натворить сгоряча и как сильно пострадает?!

И именно мысль о том, что с ней может что-то случиться терзала больше всего.

— Идиот, какой же идиот! Идеальное убежище?! Склеп, демоны его разорви, и ничего больше!

Кажется, в этот самый момент, его идеальное место превратилось в ненавистную гробницу!

Оборот за оборотом проживая среди искусственных масок, фальшивых эмоций, кукольных улыбок и гримас, Китарэ очень давно перестал обращать внимание на внешность тех, кто его окружает. Они все были одинаковыми. Кто-то растягивал улыбки чуть шире, кто-то предпочитал хранить лицо в спокойствии. Что уж говорить о том, чтобы делиться своим настоящим? Эвейи без отражения, которые так охотно использовали магию, чтобы сделать свою реальность интереснее и красочнее, постепенно становились похожими на высушенную на ветру и солнце рыбу: сухие и бесцветные. Его собственная душевная ущербность лишь усугубляла то, что он видел в лицах тех, кто его окружал. Так было… пока в его иссохшем от солнца и ветра мире не появился ненавистный Игнэ.

Ненависть. Первая краска. Алая, как пламя. Приторно сладкая и пьянящая. Необыкновенно захватывающая эмоция. Так в его мире появился первый цвет.

Игнэ был не только ненавистным, но и отчего-то показался жалким, когда упал прямо к нему в руки.

Жалость. Вторая краска. Печальная и нежная, она была цвета дождя, который стекал по лицу его врага в день их первой встречи. Так его мир окрасился уже в два таких противоположных и совершенно не подходящих друг другу оттенка.

Уважение. Не признать силу своего врага, которая так отчетливо проступала сквозь исковерканную судьбу, общее презрение и то, как эта хрупкая девушка умела постоять за себя, будучи в положении, которое и любого здорового мужчину могло бы раздавить. Эта краска осветила его мир, придав ему странные проблески надежды своим бледным сиянием. Три цвета уже меняли картину восприятия. Должно быть, они были необходимы, прежде, чем он прикоснулся к её душе.

Китарэ прикрыл глаза, возвращая себе то ощущение, как он назвал его для себя, «переливов». Такое потрясающее многоцветие: яркое, живое, настоящее со своими оттенками и подтекстами, но совершенно непохожее на тот уродливый мир высушенный солнцем и ветром. Касаясь её души, он видел всё, он чувствовал. И сейчас, стоя в одиночестве посреди запертого склепа он сходил с ума от беспокойства, а ещё он знал кое-что совершенно определённо: он больше ни за что не отпустит её от себя!

Стоило двери ведущей в склеп прийти в движение, как он тот час уловил легкие шаги по лестнице. Они немного отличались от шагов Ив. Как это ни парадоксально, но он уже узнавал её по шагам. Одна нога чуть слабее, нет стройного ритма шага, но не сейчас. Инстинктивно Китарэ приготовился к нападению. Кем бы ни был пришелец, ему лучше подпустить его чуть ближе, прежде чем использовать единственное оружие, что у него есть — цепи. А затем, в один краткий вдох, он уловил запах… Он не мог не узнать его. Это был её аромат. Чем конкретно она пахла, он не знал, просто не мог сравнить ни с одним известным ему запахом, только ассоциации, что приходили к нему, когда он вдыхал его… теплая летняя ночь пряная от разогретых на солнце трав и цветов. Этот запах успокаивал его и возвращал куда-то очень далеко, где жило его давно забытое счастье.

Он обернулся в полоборота, чтобы взглянуть на неё. Всё внутри него переворачивалось в этот момент с ног на голову. Злость смешалась с радостью от того, что она жива и невредима. Он больше не допустит, чтобы она решала такие вопросы сама. Это их общее дело, общая боль, потеря и проблема с которой следует разобраться и ей следует научиться полагаться на него, как и ему.

— Почему ты ушла? — чуть слышно спросил он.

— Разве я не вернулась? — простая фраза, которая слетела с её губ, дала ответ ему, о котором он не спрашивал, но ждал услышать.

Многое в их мире остаётся на кончиках жестов, обрывков фраз, взглядов. Если ты захочешь услышать, то услышишь. Захочешь увидеть — увидишь, а предпочтёшь не заметить, то сделаешь это не задев чьи-либо чувства. Он больше не сделает вид. Не даст ей такой возможности забрать слова обратно. Никогда бы он не подумал, что можно одновременно злиться и радоваться кому-то и что вкупе эти два чувства зарождают такой томящий огонь, что легко можешь отбросить все условности и просто поддаться порыву.

Её губы оказались такими податливыми, мягкими, дурманящими на вкус. Разве мог он отступить, лишь раз попробовав нечто подобное, когда всё внутри него переворачивалось от простого прикосновения к ней. Она всегда так старательно закрывала от окружающих своё тело и лицо. Она стеснялась своих шрамов на теле, а он никогда не замечал их. Он стеснялся увечья своей души, а она просто предложила ему свою…