Любить - значит страдать. - Ребекка Донован

– Эмма, что, черт возьми, происходит?! – закричала Сара в телефон. – Что с тобой сегодня случилось?

Я сидела в машине, пропотевшая насквозь, поскольку загоняла себя на тренировке, что было своего рода епитимией. Я словно заново родилась и была готова к работе над ошибками.

– Хорошо, я знаю, что сглупила, – тяжело дыша, ответила я. – И теперь все на меня злятся. Тренировка уже закончилась. Я только заскочу домой за вещами и сразу к тебе. Обещаю, что все расскажу. Ладно?

– Да уж, пожалуйста, будь любезна, – заявила Сара, давая понять, что ждет расширенной версии событий. – Тогда до встречи.

Закончив разговор, я обнаружила сообщение от Джонатана:

Ты в порядке?

Придется устранять причиненный ущерб, – ответила я.

Я вырулила с парковки и направилась в сторону Декатур-стрит, точно не зная, дома Рейчел или нет. А по дороге попыталась подготовиться к развитию событий по обоим сценариям, хотя ни один из них меня не устраивал. Тем временем пришло очередное сообщение:

Это я во всем виноват. Если хочешь, попробую им объяснить. Эмма, я правда очень сожалею. Злишься на меня?

Свернув к дому, я притормозила и написала ответ:

Я взрослая девочка. Знала, что делаю. Ты ни в чем не виноват. Я не сержусь, но мне нужно время, чтобы все уладить. После поговорим.

Телефон снова зазвонил, когда я уже собиралась открыть дверь. У меня сразу застучало в висках.

– Привет, – произнесла я.

– Привет, – еле слышно ответил Эван.

– Я сейчас дома. Надо забрать кое-какие вещи. Скоро буду у Сары, – осторожно сказала я.

– Не уверен, что приеду к Саре.

У меня внутри все оборвалось.

– Почему? – закрыв глаза, выдохнула я.

– Думаю, мне тоже надо какое-то время, – не повышая голоса, спокойно объяснил он. – Эмма, ты явно что-то недоговариваешь. Не знаю, что происходит и почему ты темнишь, но не сомневаюсь: у тебя проблемы с твоей мамой. Я понял это по ее звонку посреди ночи Саре, а еще по ее реакции, когда она нашла твой свитер. Я видел, как она обошлась с тобой на своем дне рождения, и не сомневаюсь, что именно из-за нее ты убежала с вечеринки у Джилл. А теперь вот это. – (Я чувствовала себя полностью раздавленной. Его проницательность реально пугала.) – Эмма, ты опять… не хочешь открыть мне душу. Я так не могу… Если я часть твоей жизни, ты не можешь вечно держать меня в неведении. – Наверное, с минуту мы оба молчали. Я задыхалась от чувства вины, слова застревали в горле. – Вернусь в следующее воскресенье. Тогда и поговорим.

– Эван! – взмолилась я, но он уже отключился.

Глотая слезы, я крепко сжала губы и постаралась загнать свою боль глубоко внутрь. Я не знала, как переживу без него эту неделю, не знала я и того, как объяснить ему мотивы своего поведения.

Затем я вылезла из машины и поплелась к дому. Молчание Эвана было страшнее всех слов, что могла наговорить мне сейчас Рейчел.

Я вспомнила, каким чудесным казалось начало сегодняшнего дня, обещающего скорый приход лета. На улице было по-прежнему тепло, в воздухе пахло дымком от костра. Боже, как это ужасно, что такой сказочный день стал для меня самым черным!

Дверь оказалась незапертой, но внутри было темно. Через окна просачивался золотистый сумеречный свет, отбрасывавший на пол длинные тени. Я поднялась по лестнице, решив, что не буду искать встречи с Рейчел. Просто возьму свои вещи и уйду, так как нам обеим нужно время.

– Я старалась, – послышался из гостиной тихий голос. – Старалась тебя полюбить. И очень хотела.

Тогда я подошла ближе, ее смазанная речь была до ужаса знакома. Я чувствовала себя совершенно разбитой, и слова Рейчел уже не могли меня зацепить, но в любом случае ее стоило выслушать. Свет с улицы падал через центральное окно на середину комнаты, но диван оставался в тени. Рейчел лежала на боку, положив голову на диванную подушку. На кофейном столике возле нее стояла початая бутылка водки, рядом – стакан со льдом.

Рейчел схватила бутылку и налила себе до краев. Потом, расплескивая водку, подняла стакан, сделала большой глоток и поставила на место.

Я стояла на пороге и молча смотрела. Неужели она считает, что водка действительно облегчает душевную боль?

На самом деле спиртное только ухудшало ее эмоциональное состояние. Алкоголь словно открывал шлюзы, выпуская на волю во всей своей неприглядности то, что она обычно держала в тайне. И я ждала очередной порции излияний.

– Да, я думала, что благодаря тебе он будет меня больше любить. Ведь он так радовался, когда ты родилась. Но ты отняла его у меня. – Она подняла стакан, ополовинила его одним глотком и снова поставила. – Эмили, ты не можешь всех у меня забирать.

Я не совсем понимала, что она имеет в виду. Должно быть, намекает на папину смерть. На что же еще? И тут до меня дошло. Джонатан. Она решила, что он предпочел меня ей.

– Почему они меня не любили? Почему им недостаточно было меня одной? – задыхаясь, повысила она голос. – Почему именно ты? – Она повернулась ко мне лицом. Взгляд ее был тяжелым, полным нескрываемой ненависти. – Ты. – Она устало покачала головой, смежив веки. – Ты. Лучше бы тебе вообще не родиться.

Как она смеет бить ниже пояса?! Я беспомощно прислонилась к дверному косяку.

– Тебя отдала Шарон. Не я, – пробормотала она и добавила: – Была в больнице. Наглоталась таблеток. – Речь ее становилась все более нечленораздельной, язык заплетался. Водка медленно, но верно делала свое дело. – Сказала, что я не могу оставить тебя у себя. Никогда тебя не хотела. Просто не могла. – Дыхание Рейчел стало тяжелым, столь длинная тирада ее явно утомила. – Не могла любить тебя.

Я вдруг почувствовала, что мне не хватает воздуха. Она снова схватила стакан и, едва не промахнувшись, поставила его на край столика. Потом опустила голову на диванную подушку и закрыла глаза.

Слегка пошатываясь, я вышла из комнаты, но у подножия лестницы внезапно остановилась. Повернулась и бросила взгляд в сторону гостиной. Нет, там что-то явно было не так. В панике обшарила глазами комнату. Где же оно? Что она с ним сделала?

Потом я вспомнила о запахе костра, донесшегося до меня возле дома, опрометью кинулась во двор и чуть не рухнула на ступеньки. Мне словно разорвали грудь и вырвали сердце.

Посреди двора пылала красным кучка углей. Я разглядела на кострище несколько болтов. Вот, пожалуй, и все. Она сожгла кресло-качалку, и теперь от него осталась лишь пригоршня пепла.

Держась за перила, я тяжело опустилась на ступеньки. Смотрела на угли и в отчаянии трясла головой.

С трудом заставив себя встать, вернулась в дом – раздавленная и опустошенная. Меня будто выпотрошили, а внутренности подожгли. Я даже стала хуже видеть. Глаза словно остекленели.