Голубь и мальчик - Меир Шалев

— Сейчас же! — крикнул я. — Убирайся сейчас же!

— Солнце уже зашло, — взмолился он.

Но я был неумолим. Я чувствовал, что он у меня в руках.

— Я закупорил все дырки в крыше. Я закрыл и заделал все щели. Здесь нет больше места для голубей.

— Ты закрыл, и заделал, и закупорил, а я вот он. Голубь.

Я вскочил. Он снова начал метаться в пустой комнате, а я нагнулся, схватил одну из досок, оставленных лилипутами, и прыгнул вперед с такой ловкостью, что даже сам удивился. Я ударил его, когда он был еще в воздухе, как в нашей детской игре в «цурки». Удар сшиб его наземь, он немного подергался и затих. Правое крыло сломалось и лежало под странным углом. В разорванном мясе белела сломанная полая кость. Раскрытый клюв тяжело дышал. Глаза затуманились от страха и боли.

— Я плоть и душа, — возвестил он торжественно, как радио в праздник.

— Заткнись! — сказал я.

— Я порыв тела и ноша любви. Я дух и силы.

Я схватил его, вышел наружу, одним движением свернул ему голову, оторвал и изо всех сил швырнул в темноту. Вырвал мягкие перья с живота и груди и выщипал пух на спине и затылке. Обезглавленное, ощипанное, обнаженное тельце выглядело маленьким и жалким. Крылья казались неестественно большими, как будто принадлежали какому-то другому существу. Если бы не боль, всё еще проступавшая в этом изуродованном теле, оно могло бы показаться смешным.

Я снял с пояса свой складной швейцарский нож — в следующий раз, когда Лиора или Биньямин будут насмехаться надо мной, я смогу наконец сказать, что нашел должное применение этому бесполезному предмету, — и срезал концы крыльев и хвост. Быстрым движением от груди до низа вскрыл его и развернул обе половины в стороны. Вытащил внутренности: зоб, желудок, кишки, воздушные мешки, большое сердце, внушительные легкие, — собрал в горсть и тоже швырнул их подальше.

Потом вышел во двор, включил лампочку меж рожковыми деревьями, собрал несколько сухих веток и щепок и разжег костер. Через полчаса у меня уже была вполне приличная кучка шипящих головешек. Я испек на них голубиную тушку и съел. Сильный, приятный вкус крови наполнил мой рот. Его ли то кровь, или я просто порезал рот острыми осколками костей?

Я разделся, зажег поминальную свечу моей юбимой, встал под душ, который она мне построила. Сполоснул руки от крови, смыл с тела всё остальное и, когда уже закрутил кран и стоял голый, давая воде скапать с себя, вдруг услышал слабое, тоже как будто капающее курлыканье. Я поднял взгляд в темноту, но ничего не увидел. Журавли не всегда пролетают над этими местами, и курлыканье, как и шум крыльев, могло послышаться не только с высоты небес — из моих собственных пропастей тоже.

1

Техник электрической компании установил нам новый счетчик. Техник районного совета установил новый водяной счетчик. Техник из газовой компании установил баллоны и подвел к ним трубы. Техник из телефонной компании сделал проводку для телефона. Дом, этот голем, тело которого — сплошь кирпич и цемент, песок и щебень, почуял потоки в своих сосудах и ожил. Его мышцы напряглись. Его окна открывались и закрывались, вглядываясь в свет и тьму, в просторы и дали. Балки поддерживали, стены разделяли, двери распахивались и закрывались. Тирца завершила свою работу.

Люди ушли. Новый телефон вдруг зазвонил. Слегка удивляясь, я поднял трубку и услышал ее смех:

— Это я, юбимый, твой подрядчик-женщина. Я здесь, возле рожков во дворе, просто хотела обновить новую линию.

Спустился вечер. Мы поели, приняли душ и вошли в дом. Тирца сказала:

— Теперь это уже наш дом, с полом под ногами, и стенами вокруг тела, и крышей над головой.

И заметила, что мой туристский матрац — это «постель для одного факира, а не для пары эпикурейцев. Пришло нам время купить себе кровать».

Назавтра я проснулся очень поздно. Солнце уже приблизилось к зениту, в воздухе стоял запах нарезанных овощей. Тирца выжала лимон себе в ладонь, дала соку просочиться сквозь пальцы в салат и выбросила косточки.

— Проснулся наконец? Я готовлю нам первый салат этой кухни. — Она потерла ладони. — Я научилась этому у мамы. Полезно для кожи и придает телу хороший запах.

Пока она пробовала и улучшала салат, я нарезал принесенные ею хлеб и брынзу и положил на стол тарелки, ножи и вилки.

— Сейчас, когда все остальные приятели уже ждут на столе, — сказала Тирца, — мы приготовим яичницу.

Мы сидели на деревянной веранде, которую она мне построила, ели первый завтрак, который мы приготовили на новой кухне. Тирца сказала:

— Вот и всё, Иреле. Нужно только купить мебель и убрать рабочие инструменты и все остатки мусора, но работа окончена, и у меня есть для тебя подарок.

И она вынула и протянула мне маленькую завернутую коробочку. Я открыл. Внутри были два ключа и маленькая медная табличка: «Я. Мендельсон — частный дом».

Была осень. Желтый в глазах моей юбимой усилился, а зеленый отступил.

— Это для тебя. Если ты хочешь дать мне один ключ, сейчас самое время прикинуть за-за и за-против и решить.

Я дал ей один ключ, и она обрадовалась. Я тоже был рад, и с неба снова раздалось то далекое слабое курлыканье журавлиных кочевий, что сначала проникает через кожу, потом ухватывается тканями и только тогда становится понятным и слышным.

— Что ты там видишь? — спросила Тирца, увидев, как я прикрываю козырьком ладони поднятые к небу глаза.

— Это журавли. Они летят на юг, в свою вторую комнату. Посмотри.

— Почему их только трое? Обычно они летят большими стаями, разве не так?

— Большая стая прилетит через несколько часов. Это разведчики. Они ищут хорошее место для отдыха и еды. А когда они находят его, они зовут всех остальных приземлиться.

Трое журавлей снизились, пролетели над деревней. Мое сердце стучало. Мой мозг считал: «Где. Когда. Здесь. Сейчас». Мой живот сжался до боли. Мой рот сказал: «Я должен ехать, Тирца». Она удивилась: «Куда?»

— В Тель-Авив.

— Твой дом здесь, — сказала Тирца. — Он готов. Привинти табличку на двери и попробуй ключи.

— Я хочу привезти сюда Лиору. Я хочу, чтобы она на него посмотрела.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы она знала, что я нашел, и купил, и построил себе свое место.

— Она знает, что ты нашел, и купил, и построил. Она знает также, что я здесь. Она послала сюда своего брата и твоего брата, этих двух змиев, чтобы они всё здесь для нее подсмотрели.

— Я только хочу, чтобы она увидела его построенным и готовым.

— У тебя нет никакой нужды в этих победах. Не привози ее сюда. Я тебя прошу.

Мне еще сильнее свело живот, но я встал. Лицо Тирцы вдруг исказилось, она поднялась и выбежала во двор, и когда я побежал за ней, то увидел, что она стоит, согнувшись, и выблевывает наш завтрак на землю. Я положил руку ей на плечо, но она стряхнула ее и отвернулась.