Полночный прилив - Стивен Эриксон

Бурук сделал еще глоток; его лицо расслабилось от смеси сильного алкоголя и нектара, и слова полились свободнее.

– Халл Беддикт. Он лезет напролом. В ту судьбу, которую выбрал сам, – и она убьет его или сломает. Ты хочешь как-то помочь, возможно, даже остановить его, но ничего не получается. Ты не знаешь, как это сделать, и считаешь, что тут твоя вина. Твое поражение. Твоя слабость. И за судьбу, которая падет на него, ты винишь не его, а себя.

Пока Бурук говорил, Сэрен упорно разглядывала горький осадок на дне кружки. Глаза скользили по мятому ободку, потом по пальцам в грязных порезанных кожаных перчатках. Подушечки пальцев потертые и темные, швы расползаются, на костяшках надулись пузыри. А под перчатками кожа, плоть, мышцы, сухожилия. И кости. Руки – такой необычный инструмент, удивилась Сэрен. Орудия труда. Оружие. Неуклюжие и ловкие, затекшие и чувствительные. Есть в племенах охотники, которые могут разговаривать одними жестами. Но руки не ощущают вкус. Не слышат. Не плачут. Поэтому и убивают запросто.

А изо рта вылетают стремительно звуки, привычно облачаясь в значения страсти, красоты, ослепляющей ясности. Или грязные, или тихо ранящие, убийственные и злые. Или все сразу. Язык – оружие гораздо более опасное, чем бесчисленные мечи, копья и чародейство. Постоянно разжигаемая война против всех. Разметка и охрана границ, вылазки и прорывы, поля, усеянные трупами, как гнилыми фруктами. Слова вечно ищут союзников, вечно ищут священное оправдание…

Сэрен вдруг поняла, как устала. Устала от всего. Мир в молчании, молчании внутри и снаружи, в одиночестве и истощении.

– Что молчишь, аквитор?

* * *

Он сидел в одиночестве. Медвежья шкура плащом укрывала поникшие плечи. У покрытых золотом ног уперся острием в землю меч – длинное слоистое лезвие и чашеобразная гарда. В тени капюшона под вощеными косами блестел лоб. Хриплое дыхание раздавалось в полной тишине, наступившей после долгого натянутого разговора Томада Сэнгара и Ханнана Мосага.

Последние слова, прозвучав, оставили ощущение полной безнадежности. Никто из сотен присутствующих эдур не шевелился.

Томад больше не мог говорить от имени сына. Какая-то тонкая сила забрала у него власть – сила, с ужасом понял Томад, исходящая от фигуры, завернутой в черный мех и покрытой блестящим золотом, от глаз, сверкающих в темных провалах. От неподвижного меча.

Стоящий в центре помоста колдун-король перевел взгляд с Томада на Рулада.

Меч нужно отдать. Ханнан Мосаг посылал их, и задание нельзя считать выполненным, пока Рулад не передаст меч в руки колдуна-короля. А иначе Фира, Бинадаса, Трулла, Терадаса и Мидика Бунов ждет бесчестье.

Так что дело за Руладом. Он должен сделать что-то, снять напряжение.

Но он ничего не делал.

Трулл даже не был уверен, что брат в состоянии говорить – так был тяжел груз монет на его груди. Дышал Рулад хрипло, с большим трудом. Удивительно еще, что Рулад мог поднять руки, держась за рукоять меча. Из гибкого юноши он превратился в неповоротливого зверя.

В зале было сыро и душно. Запах страха и едва сдерживаемой паники мешался с дымом факелов и очага. Дождь снаружи лил не переставая, ветер поскрипывал толстыми досками стен.

Раздался хриплый вдох, и тихий надломленный голос произнес:

– Это мой меч.

В глазах Ханнана Мосага мелькнул страх.

– Так неправильно, Рулад Сэнгар.

– Мой. Он дал его мне. И сказал, что меч мой, а не твой. Потому что ты оказался слаб.

Колдун-король отпрянул, словно его ударили в лицо.

Кто? Трулл взглядом послал этот вопрос Фиру. Их глаза встретились, но Фир покачал головой.

Их отец, на глазах постаревший, повернулся к Руладу.

– Кто дал тебе этот меч?

На лице Рулада появилось что-то вроде улыбки.

– Тот, кто правит нами теперь, отец. Тот, с кем заключил соглашение Ханнан Мосаг. Нет, не один из наших предков, а новый… союзник.

– Не тебе об этом говорить! – воскликнул колдун-король дрожащим от гнева голосом. – Соглашение…

– Ты собирался его нарушить, Ханнан Мосаг, – злобно прервал Рулад, подавшись вперед и бросив взгляд поверх рук, сложенных на рукояти меча. – Эдур так не поступают! Ты хотел вести нас, но тебе нельзя доверять. Пришло время, колдун-король, для перемен.

Трулл увидел, как уверенно Рулад поднялся на ноги. Он стоял с прямой спиной и высоко поднятой головой. Медвежий плащ откинулся назад, открывая поблескивающие монеты. Золотая маска Рулада перекосилась.

– Меч мой, Ханнан Мосаг! Я ему ровня. А ты – нет. Говори, если осмелишься открыть всем тайну этого оружия. Открыть самую древнюю ложь! Говори, колдун-король!

– Не буду.

Рулад с лязгом шагнул вперед.

– Тогда… на колени!

– Рулад!

– Тише, отец! На колени передо мной, Ханнан Мосаг, и поклянись в братстве. Думаю, я не отброшу тебя прочь, потому что ты мне нужен. Нужен всем нам. И твои к’риснан.

– Нужен? – Лицо Ханнана Мосага перекосило, как от физической боли.

Рулад повернулся и сияющими глазами оглядел братьев, одного за другим.

– Подходите, братья, и поклянитесь служить мне. Я – будущее эдур. Терадас Бун. Мидик Бун. Подойдите и назовите меня братом. Держитесь меня. Могущество ждет нас всех; могущество, какого вы и представить не можете. Подходите. Я – Рулад, младший сын Томада Сэнгара. Окропленный в битве и познавший смерть!

Внезапно он повернулся, чиркнув острием меча по полу.

– Смерть, – пробормотал он, словно про себя. – Вера – иллюзия. Мир не таков, каким кажется. Мы дураки, все мы. – Не повышая голоса, он продолжил: – На колени передо мной, Ханнан Мосаг. Не так ведь много ты теряешь? Мы познаем могущество. Мы станем такими, какими были когда-то, какими должны быть. На колени, колдун-король, и получи мое благословение.

Рулад снова поднял голову, блеснув золотом в полумраке.

– Бинадас. Ты знаешь боль, твоя рана не заживает. Подойди, и я избавлю тебя от боли. Я исцелю тебя.

Бинадас нахмурился.

– Ты ничего не понимаешь в чародействе, Рулад…

– Подойди! – Дикий крик эхом прокатился по залу.

Бинадас вздрогнул и, хромая, подошел.

Рулад взмахнул золотой рукой, царапнув пальцами по груди брата. От легчайшего прикосновения Бинадас пошатнулся. Фир метнулся поддержать его. Однако Бинадас, вытаращив глаза, выпрямился сам. Он ничего не сказал, но по тому, как он стоял, было ясно, что боль в бедре оставила его. Бинадас содрогнулся.

– Вот так, – прошептал Рулад. – Подходите, братья. Пора.

Трулл прочистил горло. Нужно что-то сделать. Нужно задать вопросы, сказать то, чего не скажет больше никто.