Дисфункция реальности. Увертюра - Питер Гамильтон

Она отбросила бревно, которое собиралась бросить в топку, и распрямила спину. Все эти недели в любую погоду она пилила дрова, потом таскала и бросала их в топку, и это сделало ее мышцы такими, какие она никогда бы не получила в гимнастическом зале аркологического центра. Ее талия стала тоньше почти на два сантиметра, и теперь ее старые шорты сидели на ней, как и положено.

От тоненькой струйки дыма, которая просочилась сквозь щель в железном корпусе топки, у нее заслезились глаза. Мэри отчаянно заморгала и уставилась сначала на деревню, к которой они приближались, потом вперед на запад. Она приняла решение и пошла вперед.

Гейл Бачаннан сидела сбоку в рулевой рубке, ее жидкие волосы были связаны на затылке, панама отбрасывала тень на вязальные спицы. Она вязала и шила всю дорогу от самого Абердейла.

— Куда это ты направилась, милочка? — поинтересовалась толстуха.

— В свою каюту.

— Только уж постарайся подоспеть вовремя, чтобы помочь Лену причалить. Я не потерплю, чтобы ты бездельничала, пока он работает. Никогда не видела такой лентяйки. Мой бедняга муженек работает как проклятый, чтобы удержать эту посудину на плаву.

Мэри не обратила внимания на ее оскорбления и, пройдя мимо, шмыгнула к себе в каюту. В уголке грузового трюма она устроила себе уютное гнездышко, где спала на длинных полках стеллажа после того, как Лен заканчивал наслаждаться. Спать на голом дереве было жестко, и первую неделю она часто ударялась головой о стойки, пока, наконец, не привыкла к тесноте, но спать всю ночь в объятиях торговца она не могла.

Мэри стянула с себя бесцветный комбинезон, в котором работала на палубе, надела чистые лифчик и футболку, которые все путешествие пролежали у нее в сумке. Почувствовав на коже гладкий синтетический материал, она вспомнила Землю и аркологию. Ее мир, где у нее были и жизнь, и будущее, где Государственный центр отказался от дидактических курсов, а у людей есть нормальная работа, где они ходят в клубы, где есть тысячи развлекательных чувствительных каналов, среди которых ты можешь выбрать то, что тебе по душе, а вакуумные поезда могут за шесть часов доставить тебя на другой конец планеты. Черные плетеные тропические джинсы закончили ее гардероб. Она снова почувствовала себя цивилизованной. Мэри накинула на плечо сумку и двинулась вперед.

Гейл Бачаннан снова начала на нее кричать, когда она закрыла задвижку на дверях туалета. Туалет представлял из себя просто деревянный ящик (сделанный из майопового дерева, чтобы выдержать вес Гейл) с дырой в полу; сбоку лежала куча больших виноградных листьев, служащих заменой туалетной бумаге. Она опустилась на колени и отодрала нижнюю доску на ящике, служащим стульчаком. Река плескалась в метре под ней. Ее два пакета висели ниже уровня палубы, привязанные силиконовой рыболовной леской. Она обрезала леску перочинным ножом и засунула два завернутых в полиэтилен пакета в свою наплечную сумку. Там в основном были медицинские нейрологические пакеты, самое дорогое на единицу веса, что перевозил «Куган». Она также добавила к этому несколько персональных среднечастотных плейеров, пару процессорных блоков, малогабаритные элементы питания. Запас, который она делала в течение всего путешествия. После этого молния на сумке еле застегнулась.

К тому времени, когда она вышла на камбуз, чтобы окинуть на прощанье взглядом деревянную камеру, в которой она провела, казалось, целую вечность, чистя и готовя, крик Гейл стал совсем истерическим. Она взяла большой глиняный горшок с травяной смесью и вытащила оттуда толстую пачку лалондских франков. Это был всего лишь один из тайников, которые Гейл устроила по всему судну. Она запихала хрустящие пластиковые банкноты в задний карман, а затем, совершенно неожиданно, прежде чем выйти на палубу, прихватила коробок спичек.

«Куган» уже стоял у причала, а Лен пытался закрепить один из тросов вокруг кнехта. Лицо Гейл под панамой было красным, как помидор.

Чтобы оценить наряд Мэри, ей было достаточно одного-единственного взгляда.

— С чего это вдруг ты, черт бы тебя драл, так вырядилась, а, маленькая шлюха? Тебе надо помочь Ленни загрузить мясо. Мой бедный Ленни не может сам перетаскать все эти огромные туши. И куда это, чтоб тебе пусто было, ты намылилась со своей сумкой? Ну-ка покажи, что там у тебя?

Мэри улыбнулась ей той своей ленивой улыбочкой, которую ее отец называл невыносимо праздной. Она чиркнула спичкой о стену каюты.

Они обе смотрели, как фосфорная головка оживилась пламенем, желтое пламя вгрызлось в дерево и устремилось к пальцам Мэри. По мере того, как Гейл начинала соображать, что происходит, ее рот открывался все шире и шире.

— До свиданья, — сказала Мэри. — С вами было так приятно познакомиться.

Гейл панически взвыла, когда спичка исчезла под ворохом ее тряпок и кружев. Вверх взметнулось яркое оранжевое пламя.

Мэри твердым шагом направилась к пристани. Лен стоял на ее пути с мотком силиконовой веревки в руках.

— Уходишь, — только и сказал он.

Вслед ей Гейл выкрикивала целую тираду из оскорблений и угроз. Послышался громкий всплеск воды, когда коробка со столь драгоценным шитьем шлепнулась в воду.

Она так и не сумела изобразить пресыщенность, как хотела. Только не перед ним. На осунувшемся лице старика появилось странное выражение испуга.

— Не уходи, — попросил он.

Таких жалобных ноток в его голосе она еще не слышала.

— Почему? Ты что, еще чего-то не получил? Ты забыл попробовать что-нибудь еще?

Ее голос вот-вот готов был сорваться.

— Я избавлюсь от нее, — с отчаянием сказал он.

— Ради меня?

— Ты прекрасна, Мэри.

— Правда? И это все, что ты мне можешь сказать?

— Да. Я думал… Я никогда не обидел тебя. Ни разу.

— И ты хочешь, чтобы все это продолжалось? Ты этого хочешь, Лен? Чтобы мы с тобой вдвоем плавали вверх и вниз по Джулиффу до конца наших дней?

— Пожалуйста, Мэри. Я ее ненавижу. Мне нужна ты, а не она.

Она стояла всего в десяти сантиметрах от него и даже чувствовала из его рта запах фруктов, которые он ел за завтраком.

— Это действительно так?

— У меня есть деньги. Ты будешь жить как принцесса, я тебе это обещаю.

— Деньги — это ничто. Меня будут любить. Я и сама отдам все, что у меня есть, человеку, который будет меня любить. А ты меня любишь, Лен? Ты, правда, меня любишь?

— Люблю, Мэри. Господи, люблю. Пожалуйста. Пойдем со мной!

Она провела своим пальцем по его подбородку. На его глаза навернулись слезы.

— Тогда наложи на себя руки, Лен, — хрипло прошептала она. — Потому что она — это все, что у тебя есть. Она — это то, что у тебя вообще когда-либо было. И до конца своих дней, Лен, ты будешь жить, зная, что я всегда была выше тебя.

Она подождала, пока на его лице выражение трагической надежды превратилось в полное смирение, и рассмеялась. Эта сцена принесла ей намного больше удовлетворения, чем если бы она заехала ему коленкой в пах.