Год Огненной Змеи - Цыден-Жап Жимбиев

class="p1">— Пусть Дугаржаб делает, — просит Роза. — Пусть учится.

— Ладно, — соглашается механик.

Дугаржаб лезет на место Булата, протягивает черную от смазки руку за ключом. Роза ближе подносит фонарик.

— Ну, поглядим, что ты умеешь. Э-эх, не стал ты еще настоящим механизатором!..

— А ты лучше помолчи, — огрызается Дугаржаб.

— Опять ссоритесь? Ну что вы за люди!

— Кажется, получилось.

— Дай я проверю. Молодец! Ну, пробуем.

Подрагивает, словно от нетерпения, комбайн. Печь нагревается. Парни подтаскивают несколько охапок сырых колосьев, бросают на полотно транспортера. Барабан тут же забивает тяжелая мокрая солома. Приходится выдирать ее руками.

— Что будем делать? — с досадой спрашивает Булат.

Роза в отчаянии:

— Ничего не получится!

Дугаржаб молча косится на строптивую, неуступчивую машину.

— Снова разбирать?

Если б не Булат, они бы уже спасовали. А механик упрям.

— Еще десять раз разберем. Надо до конца довести.

— А если такая машина в принципе неверна? — спрашивает Роза. — Теоретически все можно сделать, а на практике…

Тут уверенность возвращается к Дугаржабу:

— Может, такую точно схему уже разрабатывают в каком-нибудь конструкторском бюро, на заводе.

— Значит, мы должны торопиться, чтобы никто нас не опередил, — заключает Булат. — Ставлю на голосование. Кто за продолжение испытаний? Я — за.

— Я тоже, — присоединяется Дугаржаб. — А Роза в оппозиции.

— Красиво говоришь! — вспыхивает девушка. — Ну и пожалуйста! — Она резко поворачивается и скрывается в темноте.

— Зачем ты так? Опять обидел…

— Виноват…

— Пойди, приведи ее.

— Подождем немного.

— Ты же знаешь ее характер.

— Мы старые друзья.

— Кажется, ваша дружба становится все крепче?

— Почему ты так думаешь?

— Со стороны виднее…

— Брось!

— А я сейчас у Розы спрошу.

— Ты с Розой об этом не говори, — переходит на шепот Дугаржаб.

— Понятно.

Словно вспомнив что-то важное, Булат многозначительно спрашивает:

— Ты не проболтаешься?

— За кого ты меня принимаешь? — обижается друг.

— О комбайне-то Дансарану сказал? Вот так. Ну, ладно, слушай. Я еще одно дело придумал. На одной из кошар сделать котельную. Как ты думаешь? Могу я на тебя рассчитывать?

— Как на себя!

— Фантазеры! — Роза подходит к ним. Она слышала их разговор от слова до слова. — Один проект еще не получается, а вы уже за другое беретесь. Давайте хоть комбайн сначала наладим.

Парни, пристыженные, помалкивают.

Она берет с полотна комбайна колос пшеницы, шелушит его и бросает зерна в рот.

Тщательно, с особой придирчивостью все трое снова перебирают устройство для обогрева и сушки зерна. Заводят комбайн. Включают печь. Работает! На всех режимах греет!

— Поехали! — орет Дугаржаб. Он включает полный свет.

Лязгая, грохоча, скрежеща, тарахтя, комбайн, напоминающий в ночной мгле немыслимую марсианскую машину, устремляется к валкам. Тяжелые сырые колосья ползут по транспортеру. Булат переключает регулятор нагрева печи на отметку «сильно». Роза смотрит, как в бункер сыплются спелые зерна. Неужели удача? Она подставляет ладонь под золотистый дождь. Зерна сырые…

Так ничего и не добившись, решили отложить испытание до следующего раза: сил больше не было.

Над степью занимался хмурый рассвет. Тучи где-то отсырели за ночь, и теперь из них, неотжатых, сочилась морось, вмиг пропитавшая все вокруг.

За дальними пригорками замелькал неяркий огонек. Он то исчезал, то появлялся вновь, заметно приближаясь. Вот уже стало слышно треск мотоцикла, буксовавшего на кромке поля. Там он и остановился, а человек, что приехал на нем, устало направился к комбайну.

— Батя! — закричала Роза.

— Доброе утро, друзья! — поздоровался Сергей Петрович. — Чего такие невеселые? Случилось что-нибудь?

— Как раз ничего и не случилось, — ответил Булат.

— Эксперимент не удался, — развел руками Дугаржаб.

Кузнецов обошел комбайн, взобрался на мостик, принялся разглядывать неказистое приспособление, прилаженное к бункеру.

— Так, так… Любопытно…

Изобретатели перешептывались в нетерпении. Они походили в эту минуту на учеников, ожидающих от преподавателя оценки за контрольную работу.

Сергей Петрович, однако, не спешил. Он внимательно прощупывал каждый узелок агрегата, хмыкал, бросал улыбчивые взгляды на замерзших ребят, снова копался в переплетении проводов.

— Молодцы, — спустился он к молодым механикам. — В принципе это интересно. Не зря голову поломали. Но… к сожалению, работать ваша установка не будет. Вы не огорчайтесь. Можно было, конечно, сразу вас отговорить. Я не стал вам мешать. И не жалею. Котелок у вас варит.

— На ошибках учатся… — изрек Дугаржаб.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Поздней осенью чабанские стоянки опять «меняют прописку». Теперь для них выбирают тихие, заветренные места. По старинке сооружают навесы-хотоны и круглую ограду из жердей, обкладывают толстым слоем соломы. В таких строениях овцы всегда дышат свежим воздухом и, сбившись в кучу, переносят любой мороз, закаляются.

Возле одного из хотонов, хлюпая, работает пожарный насос, гонит по шлангу в большую яму-ванну желто-зеленую жидкость. Идет купка — дезинфекция отар.

Вообще эту процедуру надо было проводить, конечно, раньше, когда было потеплее, да не успели, а теперь уже сроки подпирают, и к тому же у некоторых овец обнаружены признаки чесотки. Значит, хочешь — не хочешь, а надо купать всех подряд.

Загон набит битком. Предчувствуя, что чабаны готовят им какую-то неприятность, от резкого запаха дезинфицирующего раствора овцы рвутся из загона, чихают, ревут.

Нелегкое дело — перемыть всю отару! Без устали швыряют чабаны одну за другой овец в ванну. Работа шла бы куда быстрее, будь животные послушны, а то каждую приходится тащить силком. А наиболее слабым, кроме того, приходится вливать в рот лекарство. Хотя на чабанах клеенчатые фартуки, одежда давно пропиталась раствором, руки и ноги тоже мокрехоньки.

На душе у Оюны неспокойно. Только-только поднялась на ноги отара. Думала, кончились ее волнения, дотянула до зимовки. И надо — чесотка… Теперь вот купай не вовремя. Подождать бы, может, еще выдадутся теплые дни. Нельзя ждать. Что-то еще будет…

— Тадь, тадь, — гонит она овечек к ванне. — Идите, глупенькие! Это лечебная вода!

Балмацу рядом с нею действует решительнее. Силы ей не занимать. Она стала заправской чабанкой, надежной помощницей в бригаде. Не обращая внимания на холод и сырость, Балмацу засучила рукава по локоть, покрикивает на овец:

— Та-адь! Что вас, убивать, резать собираются? Не понимаете, что ли? Та-адь!..

Редко можно увидеть в эти дни в Хангиле председателя Догдомэ, все время проводит он на дальних стоянках и фермах, на полях и токах. Заглянет с утра ненадолго в контору, отдаст распоряжения бухгалтеру Цыремпилону и — только его и видели… Сюда, на купку овец, попал он по чистой случайности, но раз уж угадал, не мог не задержаться, тем более что бетонированную ванну-бассейн, недавно сделанную «дикой» бригадой шабашников, хотелось посмотреть.

Неймется Цырену Догдомовичу. Поглядел, какая морока с подачей воды — хлюпает пожарный насосишко, подумал: не пора ли на чабанских стоянках