Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

Похоже, в том мире солдаты жили в стерильно-чистом окружении и воевали в крытых спортзалах.

А на вид винтовка неплохая.

Тарханов отщелкнул магазин. Он был почти полный. Раза три успел выстрелить Гериев. Патроны тоже странные. Если тамошние автоматы использовали девятимиллиметровые парабеллумные, то эти — ни в какие ворота. Калибр совершенно детский, «пять и шесть», похоже, но гильза почти стандартных размеров, а пули — гораздо длиннее нормальных.

Сергей припомнил основы внешней баллистики. Слишком длинные пули, чтобы быть дальнобойными и устойчивыми в полете.

Вот этим, пожалуй, они «демонов» и отпугивают. При малейшем препятствии переворачиваются и идут поперек. Грубо говоря, превращаются в маленький пропеллер. И тогда калибр уже не 5,6, а…

Сколько тут длина? Два сантиметра? Вот уже и выходит почти скорострельная зенитная пушка.

Такое не всякому демону понравится.

— Хорошо, возьмем для пробы, — он подкинул винтовку на руке, протянул Ляхову. — Ты у нас спец. Только до конца обойму не расстреливай. Домой вернемся, интересная коллекция получится…

— Зачем до конца? Сбережем. — Вадим выщелкнул из магазина два патрона, сунул их в нагрудный карман камуфляжа.

— Правильно. А для дела и своими обойдемся. Семь шестьдесят два понадежнее будет. Приказываю всем взять карабины, перезарядить утяжеленными трассирующими. Я поеду первым. Вы, Григорий Львович, садитесь со мной. Ваша «Татра» совсем грохнулась?

Розенцвейг развел руками:

— Подремонтировать можно, конечно…

— Некогда. Будете наблюдать по всем азимутам и стрелять не задумываясь во что угодно, поскольку информацией, как «чужие» выглядят, доктор нас не обеспечил. Вы, девушки, к Вадиму. Наблюдать вправо-влево. Чуть что — стреляйте. Хоть на испуг. В Бейрут заезжать не будем, ищем ближайшую воинскую часть, пересаживаемся на бронетехнику.

— Эх, черт! — ударил он кулаком по раскрытой ладони. — Ну хоть бы пару слов, какие они, на кого похожи…

— Они — страшные, — вставила Татьяна.

— Тоже не критерий. Кому-то тигр страшный, кому-то — мышь. Но все-таки, если крутому вояке они показались страшными, нам тоже храбриться не след… Найдем броневик с тяжелым пулеметом или автоматической пушкой, шансы наши подрастут. А теперь — по машинам.

— Подожди, Сергей. Этого — похоронить бы надо. Все же русским солдатом был, как ни крути, — пытаясь помочь Гериеву, разговаривая с ним и приняв, как в старину выражались, «последнее дыхание», Вадим не мог оставить его тело просто так, хоть и не было здесь птиц или шакалов.

Тарханов поколебался совсем немного.

— Давай. Неси лопатки.

Перед тем как забросать умершего боевика землей со склона (могилу рыть они точно не собирались), Сергей проверил его карманы и валявшуюся неподалеку полевую офицерскую сумку, тоже русского образца.

Кроме обычного скудного имущества одинокого бродяги нашлись там две интересные вещи. Подтвердившие, что Гериев не бредил, умирая.

Пачечка банкнот, судя по обозначениям и надписям — двадцатидолларового достоинства, но странного, зеленовато-черного окраса, с портретом ничем себя не прославившего американского президента, и спрятанные во внутренний карман куртки, заколотый ржавой булавкой, документы.

Паспорт не существующего в природе королевства Иордания, однако выполненный на хорошем полиграфическом уровне, с цветной фотографией (!), свернутый вчетверо лист плотной бумаги, тоже, очевидно, документ, украшенный изображением волка и исписанный словами пусть и на кириллице, но абсолютно непроизносимыми. Надо понимать — чеченскими.

И самое главное — красная замусоленная книжица с пятиконечной звездой на обложке, озаглавленная «Военный билет».

На многих ее страницах, голубоватых, со сложным рисунком и непременной красной звездой, подтверждалось все, что говорил владелец документа, Гериев Руслан Лом-Алиевич.

Одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения. Призванный в Советскую армию в одна тысяча восемьдесят седьмом году Урус-Мартановским райвоенкоматом (районный военный комиссар майор Криворучко), проходивший действительную военную службу в в/ч 44922, военно-учетная специальность такая-то, в 1988 году присвоено звание сержант, в 1989-м — старший сержант. Уволен в запас в декабре 1989 года. Награжден знаками «Отличник Советской армии», «Специалист третьего, второго, первого классов», «Воин-спортсмен»…

Многое друзья успели увидеть и перечувствовать за последние восемь месяцев этого в чем-то рокового, а в чем-то и судьбоносного для них года, но все-таки эта вот книжечка их потрясла.

Тарханова заставила вновь вспомнить свои мысли, возникшие после разговора с Маштаковым в ночном автобусе, Ляхова — он даже не мог сейчас передать своих ощущений.

Может быть, чем-то похожих на те, что можно испытать, узнав лет в двадцать, что любимые родители, которых помнишь с младенчества, с которыми связана вся твоя жизнь, — не родные тебе. А сам ты — подкидыш.

— Ладно, поехали. — Тарханов сунул военный билет в карман. — Салюта отдавать не будем. Уже…

…Получив приказ Олега Константиновича — обеспечить прорыв в «боковое время», Чекменев принялся размышлять и готовиться к его выполнению. Технически, а главное — психологически и идеологически.

Сама по себе идея его тоже увлекла. Военные и политические перспективы открывались поистине безграничные.

Если бы только это оказалось возможным!

Весь его жизненный опыт и здравый смысл против подобного протестовали. Он охотнее принял бы практическую возможность «обыкновенных» путешествий по времени.

С времен Марка Твена и Герберта Уэллса тема тщательно отработана. За исключением некоторых, тоже подробно описанных в научной и художественной литературе парадоксов, которые, впрочем, фантасты наловчились мастерски обходить или игнорировать. Полученный в результате «сухой остаток» был легко доступен воображению.

А как же иначе?

Прошлое реально и абсолютно неоспоримо.

Он сам в нем жил. И другие люди тоже. Оставили после себя ощутимые материальные следы. Дома, книги, фотографии, целые музеи. Не так уж сложно представить себя в окружении реально существовавших предметов и людей, пусть теперь уже исчезнувших и умерших.

С будущим еще проще — имеется формула ускорения времени Лоренца, специальная теория относительности и все такое. Улетел со скоростью света сегодня, вернулся через тысячу лет. Значит, есть куда возвращаться.

А вот идея «бокового времени» вгоняла его в недоумение и интеллектуальный ступор. Слишком много возникало вопросов, ответить на которые не мог и сам первооткрыватель Маштаков.

— Я вам в очередной раз повторяю, — тоном учителя из школы для умственно отсталых говорил профессор, — теория разработана, генератор построен, прямой эксперимент хотя и сорвался по независящим причинам, но косвенные данные говорят, что так все и есть на самом деле. И ваш полковник где-то все-таки побывал…