Ангел бездны - Пьер Бордаж

– Реми Мартино, я приехал из Франции. Между прочим, вы говорите по-французски без акцента…

– Мать француженка, отец румын. Меня зовут Джессика, а это мой братишка Павел.

Реми Мартино с чарующей улыбкой пожал руку Пибу.

– Я всегда говорил, что каждая европейская семья должна иметь хотя бы одного легионера.

– А вы что делаете в бункере? – спросила Стеф. – Вы здесь проездом?

Темно-голубые глаза Реми засверкали, и он весь напыжился от ребяческой гордости. В его круглом безбородом лице сохранялось что-то детское.

– Я приехал в Пиатру вести переговоры о важной сделке.

– Что за сделка?

Реми привстал и развел руками.

– Очень крупная, очень секретная. Меня прислали лоббировать наши интересы в ангельской иерархии. Уже три месяца я прозябаю в чреве Европы. Три месяца веду бесконечные беседы с людьми, которые думают только о своих крохотных интересах. Три месяца без дневного света. Место среди других лоббистских групп нужно завоевывать. Но в конечном счете все окупится.

Поставив локти на стол, он повертел в руках чайную ложечку, затем бросил небрежно:

– Сегодня, совсем скоро, мне предстоит частная аудиенция у архангела Михаила собственной персоной.

Схватив фарфоровый кофейник, Стеф быстро разлила кофе в три чашки.

– Мы с братом прожили здесь немало, я три года, он шесть месяцев, но пока нам не посчастливилось увидеть его…

– Три года? Вы выглядите куда моложе…

Реми отпил глоток из своей чашки, не сводя горящего взгляда со Стеф.

– А вам бы хотелось присутствовать при этой аудиенции?

Она ответила утвердительно – широкой улыбкой и таким восторженным кивком, что ее черные кудри рассыпались по лбу и щекам.

– Для французов невозможного нет. Я уже многих здесь знаю. Возможно, мне удастся выдать вас за мою секретаршу, а вашего юного брата, если он в увольнительной, за моего ассистента. Но только вам обоим нужно будет переодеться, чтобы иметь презентабельный вид. Вы свободны в 14 часов?

Смерть всегда бродила вокруг него, но в последнее время он ощущал ее ледяное дыхание затылком.

Свора обложила его, обрекая на полное одиночество. Он несколько раз откладывал решение положить конец интригам американских спецслужб и самого молодого из престолов, Жана де ла Валетты, но терпение его наконец иссякло. Итак, предатель обнаружился даже в кругу вернейших его приближенных, тех избранных, что были отобраны самым тщательным образом и стояли выше подозрений. Гниль проникала в подземное убежище, которое он считал неприступным и непроницаемым для коррупции, в это надежное гнездо, откуда он посредством системы спутников и оптических волн управлял Европой, осаждаемой ордами исламистов. Связанный со вселенной и вместе с тем огражденный от вселенной с ее миазмами.

Козни престола Жана де ла Валетты показали, что в этом подземном мире больше никому нельзя доверять. Ему было очень легко контролировать спецслужбы других держав с их предсказуемыми и в силу этого смехотворными планами – но он сталкивался с возрастающими трудностями, обуздывая амбиции ближайшего окружения. Публичная казнь Жана де ла Валетты охладит на время пыл тех, кто втайне грезит стать его преемником, однако раньше или позже они своего добьются, ибо он не был бессмертен, а природа не терпит пустоты. Ведает лишь один Господь, сколь энергично и отважно боролся он с природой, этой великой растли-тельницей, библейской змеей, проклятой самкой, матерью хаоса, изменницей Эдема, пятном на изначальной непорочности, однако она отвоевывала свое, увлекая его в небытие. Старость вгрызалась в него с прожорливостью Крона, которого слишком долго не звали к столу: череда жалких болезней, неумолимое угасание способностей, ослабление бдительности, твердости, решимости и непреклонности. Он пытался компенсировать постепенную утрату зрения и слуха технологией, умножая число камер и микрофонов, этих свирепых и непогрешимых жучков, которые позволили ему раскрыть заговор Жана де ла Валетты и происки конспираторов более мелкого пошиба.

Он не спешил встретиться с Господом. Его Господь, Бог всех христиан, несомненно, походил на того, чье отражение он ежесекундно видел в зеркалах своих апартаментов. Суровые черты треугольного лица в ореоле белоснежных, как хлопок, волос и бороды, словно уже возлежащего на облаках. Орлиные взгляд и нос, тонкие, точнее говоря, отсутствующие губы, полностью искусственная челюсть, пергаментно сухая кожа, испещренная сетью морщин.

Он сражался и побеждал во имя Высшего существа, в чье существование не верил, он пытал, калечил, убивал собственными руками, он собрал многотысячные легионы, черпая людской материал поначалу в своей румынской вотчине, он бросил миллионы других на Восточный фронт, он отбросил исламистов, которые, впрочем, однажды предложили ему разойтись без боя. Но божественную судьбу и вечную славу нельзя создать без потоков крови и пепла. Он отмахнулся от предложения исламистов пренебрежительным пожатием плеч. Секретная встреча была организована на острове Кипр, где ему представили проект мирного договора между двумя великими нациями, которых другие – фанатичные проповедники с того берега Атлантики – пожелали столкнуть друг с другом. Бородатые имамы в черных тюрбанах принадлежали к шиитскому меньшинству, пришедшему к власти после падения старых тиранических режимов в Ираке, Сирии и Саудовской Аравии. Удивительная вещь, в исламистской делегации было несколько женщин: тонкие лица под черными полупрозрачными вуалями, бархатные глаза с поволокой, быстрые взгляды, походившие на вспархивающих птиц. Мы ничего не выиграем от столкновения, убеждали его имамы. Нас стремятся ослабить, а затем уничтожить, забудем все глупые речи и поступки, заключим тесный союз, спасем Организацию Объединенных Наций. Пусть Европа обещает уважать права своих мусульманских меньшинств, и мы обязуемся уважать права наших меньшинств.

Выросший в лигах христианской защиты, воспитанный в свирепой ненависти к исламу, он сухо отверг предложения эмиссаров Великой Нации. С поразительной ясностью ему вспомнилось их разочарование, внезапно побледневшие лица, поникшие плечи. Они понимали, что провал этой инициативы означает начало ужасной эпохи гнева и страданий. Оборотная сторона непримиримых слов – завывание бомб и слезы матерей. Имея поддержку американских друзей, тех «других», на которых намекали шиитские посланники, он надеялся, искренне надеялся, что его легионы одержат сокрушительную победу над армией, которую всегда отличали разболтанность и коррупция. Его уверенность покоилась на уроках истории XX века: перманентные войны Израиля против своих соседей, две войны американцев против Саддама Хуссейна ясно показывали, что арабские и, говоря расширительно, мусульманские войска разбегались или отступали при первом же пушечном выстреле. Однако эта война, ЕГО война разворачивалась совсем не так, как он предполагал. Буквально через несколько дней исламистские армии вторглись в Болгарию и Грецию через Босфор, показав совершенно неожиданную свирепую решимость, которая позволила им захватить все юго-восточные области Балканского полуострова. Поскольку оставить им этот плацдарм для броска в Европу было невозможно, он отбросил их в Турцию ценой кровопролитных контрнаступлений, не считаясь с громадными потерями.