Идеалист - Владимир Григорьевич Корнилов
Шрифт:
Интервал:
«Вот и отмщение! – подумал тогда Алексей Иванович. И спросил Кима:
− Ты знаешь кто это?..
− Знаю, - с едва уловимой усмешкой ответил Ким. – Один из теневых властителей несовершенной жизни нашей!
− И ты хочешь, чтобы этот властитель вернулся в жизнь?
− Тяжёлый инсульт. Но не безнадёжен.
− Ты можешь сделать так, чтобы случившийся праведный удар стал безнадёжен?
Брови Кима сдвинулись, острый взгляд настороженных глаз почти ощутимо кольнул в самые зрачки.
− Что с тобой Алексей? У известного гуманиста вдруг бесчувственность палача?!
- Когда гуманист поднимает карающий топор над злом – он не палач! – резко ответил он.
И рассказал всё об этом страшном человеке.
− И это воплощённое зло ты хочешь вернуть в жизнь?! – спросил он, ещё дрожа гневным возбуждением, не сомневаясь в высшей правоте своего запоздалого суда.
Ким, откинувшись на спинку стула, сомкнув перед собой длинные гибкие пальцы хирурга. Задумчиво смотрел на Алексея Ивановича. Из-под белой, полотняной шапочки колюче торчали над большими ушами чёрные жёсткие волосы.
После долгого молчания он вздохнул, как бы уходя от тяжёлых мыслей, сказал:
− Забываешь, Алексей, что клялись мы клятвой Гиппократа. К тому ж вопрос сугубо философский. Зло в твоём Аврове – не биологическая суть. То, что ты называешь злом, наслоилось на биологическую основу от несовершенства нашей человеческой жизни. Я обязан спасти его биологическую суть. А уж о его выздоровлении духовном заботиться тебе. Твоё дело утверждать человека в человеке. Ни скальпелем, ни лекарством я этого не сделаю. Здесь нужно слово. Слово и Закон, если отождествлять Закон и Человечность. Ты, дорогой Алексей, отступаешь от своих же принципов. Хочешь расправиться с человеком, а не со злом в человеке!
Ким вернул Аврова в жизнь. Вот он, здесь, по ту сторону костра. Геннадий Александрович, душка милая, всевластный устроитель и развратитель человеческих судеб. Бывший фронтовой старшина санитарного взвода, принуждавший девочек-сестричек делить ложе с комбатами и комдивами. Услужник и трус, сбежавший из боя, простреливший сам себе руку, чтобы выжить и расположиться в послепобедном благополучии. Достиг! Сумел хитроумный услужник, безжалостный осквернитель справедливости!
Когда дым от разгоревшегося костра относило в сторону, Алексей Иванович видел Аврова в отсветах огня. С подчёркнутой артистичностью вынимал он из новенького рюкзака, видно, специально купленного для этой поездки, тщательно подобранные, профессионально упакованные для дороги и бивачного потребления припасы. Под опушкой белых его усов, можно было разглядеть притаённую, будто зажатую в тонких губах, усмешку. Пухлой откормленной рукой он вынимал, раскладывал на клеёнку свёртки, свёрточки, а усмешка с ощутимой долей снисходительности удерживалась в углу его губ, словно памятный фронтовой мундштук.
«Суетный человек суетен до последних минут жизни, - думал Алексей Иванович, наблюдая Аврова. – Неужто утратил он своё звериное чутьё, неужто не ведает, зачем зазвал я его в могильную для него ночь?!.»
Алексей Иванович и теперь не мог избавиться от жара стыда за то послание, которое вымучил и передал с помощью Юрочки Аврову.
Из послания Авров мог понять, что он, Алексей Иванович, жалеет о своём, не до конца продуманном поступке, что не ждал он такой гневной реакции верхов на свою, в общем-то, будничную статью, что готов он принять Геннадия Александровича Аврова у себя, и не только принять, но даже сопроводить поохотиться на весенних разливах.
Трудно далась эта дипломатическая ложь. Но Авров откликнулся, и неожиданно быстро, даже уточнил дату приезда, чем сразу ввергнул Алексея Ивановича в лихорадочное ожидание задуманного рокового шага. Обдумывать расправу над злом, когда ты в отчаянии, и знать, что, вот, уже назначен день, когда воплотивший всё зло мира, но всё-таки человек, должен быть расстрелян твоей рукой, далеко не одно и то же. Надо быть не только готовым к роковым последствиям, но и убедить себя в необходимости задуманного поступка. Ему казалось неподсудной мысль: если власть не в силах избавить общество от зла, то человек вправе сделать это сам…
«Так, что же таишь ты, Авров, за своей застылой усмешкой? – пытался разгадать Алексей Иванович. – Мою или свою беду?!. При готовности исполнить приговор, он, всё-таки, чувствовал смутное беспокойство, памятно похожее на испытанное некогда, когда шли они с Авровым в безлюдной фронтовой ночи, разыскивая свой батальон, ворвавшийся вечерней атакой в немецкое расположение. Авров шёл позади, в руке у него был его маленький пистолет. Тогда Алексей Иванович лишь чувствовал исходящую от трусливого старшины опасность. Теперь он знал по дружескому признанию самого Аврова: ещё бы шагов сто в глухоту безмолвной ночи, и авровская пуля вошла бы ему в затылок.
Помня ту ночь, он даже попытался угадать, есть ли у Аврова припрятанный в лёгкой кобуре у пояса памятный пистолет?
Впрочем, это уже не имело значения: в любом случае он успеет выстрелить первым.
И всё-таки Алексей Иванович медлил. Он не мог понять, что подвигло всевластного Геннадия Александровича согласиться на необычную для него, без свиты и комфорта, дальнюю поездку, оказаться вдруг здесь, у костра, в безлюдье, наедине с бывшим своим командиром, почти уничтоженным нравственно властной его волей?
Никогда не был прост это вечный старшина. Всегда предугадывал каждый шаг свой и чужой. Неужели поверил он, что фронтовой его командир встал перед ним на колени, что готов он пойти к нему в услужение? Неужто поверил в такую невозможную возможность?
Нет, нет, за усмешкой, застылой в углах его губ, нечто иное, не простая удовлетворённость победой над своей человеческой противоположностью. В усмешке, растягивающей его губы, больше жестокости, чем торжества. И не может не быть к тому причины.
Когда на охотбазе, где договорились они встретиться, появилась «Нива» личного представителя президента, из машины вылез не только Авров. Вылез и крепкий, борцового вида человек с рюкзаком и упрятанным в чехол спиннинге. Вёл он себя так, как будто был сам по себе, поблагодарил шофёра, прошёл прямо в дом охотбазы. Но при этом остро, запоминающее глянул на Алексея Ивановича, стоявшего у своей, готовой к отплытию лодки. Острый, запоминающий его взгляд Алексей Иванович уловил, что-то дрогнуло в нём настораживающее. Похоже было, что крепыш этот с широкой борцовской шеей появился с Авровым не случайно.
Авров, однако, не выказал участия к путнику, приветствовал бывшего своего командира, сел в его лодку без боязни, как будто в свою.
По непонятному побуждению Алексей Иванович устремил послушную «Казанку» в самый глухой угол разливов, где обычно охотился в одиночестве сам.
Как обещал он Аврову, им удалось перехватить гусей на позднем вечернем пролёте. Авров стрелял из шалаша,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!