Монгол - Тейлор Колдуэлл

От ужаса Шепе окаменел, отпустил женщину и продолжал стоять среди снующих взад и вперед людей. Его единственная мысль была: «Известно ли кому-нибудь о Темуджине?» Следующая мысль была: «Нам нужно отсюда выбираться!»

Он, с трудом миновав снующих людей, добрался до апартаментов и, взглянув на бледное осунувшееся лицо Темуджина, понял, что тот все слышал и осознал…

Темуджин заговорил твердым ровным голосом:

— Она это сделала ради меня. Она принесла себя в жертву.

Дворец погрузился в липкую черную пучину горя, ужаса и отчаяния. Вокруг царила тяжелая тишина. Слуги двигались, как деревянные марионетки, и перестали болтать. Даже евнухи, ненавидевшие всех женщин, с симпатией относились к Азаре, и теперь тихо рыдали, склонив головы.

Слуги говорили, что Тогрул-хан упал в обморок и едва пришел в себя. С ним находился лишь Талиф, и лекарь больше никого к нему не допускал, отказав даже священникам. Тогрул лежал на постели, его морщинистое лицо покраснело и опухло и ничего не выражало. Посланцы калифа зловеще перешептывались за закрытыми дверями его покоев и злобно покачивали головами. Послы султанов тоже обсуждали случившееся.

Мертвая Азара лежала в своей спальне, спокойно улыбаясь, будто погрузилась в последний сон. У затворенных дверей жены Тогрул-хана и Талифа перешептывались о том, что Азару поразило безумие, поэтому она предпочла умереть, а не стать женой старого калифа-мусульманина. Женщины ненавидели Азару, и в их хитрых глазах мерцали огоньки удовлетворения.

В коридорах толпились люди, о чем-то перешептываясь.

Шепе Нойон был поражен сдержанностью Темуджина и размышлял: «Если на небе существуют боги, мне следует поблагодарить за то, что эта девушка мертва. Случившееся еще раз доказывает, что боги следят за судьбой Темуджина».

Никто во дворце не заметил их отъезда, мысли всех были поглощены случившимся с Азарой и состоянием здоровья Тогрул-хана, и никому дела не было до вонючих степных варваров.

Шепе Нойон представил себя глазами горожан и был рад созданному ими образу.

Они покидали город ночью, и их пропустили без лишних вопросов через городские ворота. Луна светила сквозь бледную пелену прозрачных серых облаков. Воины ехали вслед за Темуджином, и топот коней отдавался эхом среди тишины.

Шепе Нойон следовал прямо за Темуджином и ясно видел лицо своего друга и хана. Оно было серого цвета и отливало блеском стали, на нем, кажется, не было следов страданий и отчаяния. Это было лицо сокола, ждущего свою добычу и ненавидящего всех окружающих жгучей ненавистью. Глаза хана неподвижно смотрели вперед.

Друзья через некоторое время приблизились к черным и бесконечным пустыням. Свет луны стал ярче, и можно было более четко видеть окружающие предметы. Воздух был холодным и спокойным, как сама смерть. Они спешились, чтобы переждать здесь ночь, но не стали разводить костры, а поели сушеного мяса, которое везли под седлами, чтобы горячее лошадиное тело разогрело его и мясо не было чересчур твердым. Все двигались очень осторожно и разговаривали тихо, будто опасались нашествия врагов.

Шепе Нойону пришлось взять на себя командование, потому что Темуджин не желал этим заниматься. Он не стал ничего есть, уселся поодаль от воинов, которые, завернувшись в плащи, улеглись спать рядом с конями.

Темуджин лег рядом с Шепе, который чувствовал усталость, но не мог уснуть, ощущая какое-то беспокойство.

Вдруг Темуджин сказал тихо и ни к кому не обращаясь:

— Мне следует отомстить за это.

«Отомстить? Но кому?» — подумал Шепе Нойон, которому от этих слов стало не по себе, но потом усталость взяла свое и он провалился в глубокий сон.

Проснулся он внезапно, понимая, что проспал довольно долго. Луна с неба исчезла, и все вокруг было погружено в полную тьму. Он сел, прислушиваясь, стараясь понять, в чем тут дело. Все спокойно спали, не двигался и Темуджин.

Шепе Нойон еще раз огляделся, вслушиваясь в звуки, а затем снова лег, решив, что разбудившие его мужские, приглушенные, отчаянные рыдания ему приснились.

Каждое утро Джамуха нетерпеливо осматривал розовый горизонт, и каждый вечер также внимательно разглядывал гиацинтовый горизонт, отчаянно надеясь увидеть возвращающегося Темуджина. По мере того как проходили дни, его тревога усиливалась.

Джамуха не был глупцом, и ему было неуютно занимать отведенное ему Темуджином место. Он прекрасно понимал, что управляет ордой временно, у него нет истинной власти. Настоящая власть находилась в руках молчаливого красавца Субодая. Правда, Субодай уважительно спрашивал у Джамухи совета, что случалось достаточно часто, но это была простая формальность. Сам Джамуха беспомощно тащился по дороге, выбранной для него другим человеком. Для него, с его тайной и жгучей жаждой власти, так жить было просто невозможно. На лбу у Джамухи проявились глубокие морщины, он легко раздражался по пустякам, чтобы показать людям, что ханом является именно он, а не Субодай. Он капризничал и тиранил окружающих, но даже это не доставляло ему удовольствия. Под внешним почтением Джамуха улавливал недоверие к себе и даже насмешку.

Если бы так случилось с Темуджином, он в открытую стал бороться с проявлением неуважения и легко поборол бы все проявления недоверия и разные уловки от соплеменников, но в Джамухе сочетались гордыня и неловкость и даже несмелость. Он был скрытым эгоистом и не желал явной борьбы, потому что сомневался в том, что сможет в ней победить.

Он был слишком брезгливым, чтобы быть чересчур жестоким. В его характере не было настоящей доброты или тепла, поэтому его не любили и не уважали. Он постоянно пребывал в состоянии смущения, испуга, и ему было не по себе среди своих друзей и соплеменников.

Проходило время, и суровому, но справедливому Субодаю с трудом удавалось с помощью силы и угроз заставлять людей слушаться Джамуху. Нервный Джамуха вскоре все понял и возненавидел Субодая.

Как-то он совершил страшную ошибку, плоды ее пожинал много лет спустя. Дело в том, что он дал слово во время своего правления попытаться исправить допущенную «несправедливость» по отношению к некоторым людям, чтобы иметь возможность, когда Темуджин вернется, показать, что его анда правил неверно. По установленному Темуджином правилу каждый нокуд обладал абсолютным контролем над жизнью и смертью членов общества, объединившихся под его началом. Нокуды принимали все решения, судили раздоры и ссоры, наказывали виновных. Если нокуд приговаривал человека к смерти, никто не смел оспаривать его решение.

Так случилось, что однажды во время заката солнца Джамуха мрачно шагал по улусу к тому месту, откуда он изо дня в день вглядывался вдаль, пытаясь увидеть отряд Темуджина. Это место располагалось в той части, которой управлял строгий мужчина средних лет по имени Аготи. Джамухе он не нравился, потому что был излишне суровым. Погруженный в свои мысли Джамуха не сразу обратил внимание на приглушенные рыдания женщин и вопли детей, которые доносились из большой юрты, но когда наконец услышал шум, отправился, чтобы узнать, в чем причина криков. Переступив порог, он увидел около двадцати молодых женщин, двух старух и около дюжины детей, столпившихся в дымном полумраке юрты. Большинство из них, сидя на корточках, раскачивалось, прикрыв головы тряпками.